Ивы зимой

Барсук и в самом деле ничего не имел бы против чествования храбрецов, не запри его Тоуд в курительной комнате, захлопнув дверь, — уже после того, как ему удалось связать пилота и стащить с него все летное снаряжение. А теперь Барсук лишь яростно рычал и ругался, но, увы, его крики не были услышаны Рэтом, так как окна курительной комнаты выходили на другую сторону.

— Ха-ха! — радостно вопил Тоуд, подбегая к аэроплану, и прежде, чем Рэт успел поинтересоваться у якобы пилота, почему тот вдруг так резко переменился, став толще, приземистее и меньше ростом, было уже поздно!

Не тратя лишних слов и не устраивая бесполезных дискуссий, Тоуд влез в кресло пилота и включил зажигание.

— Хо-хо! — продолжал завывать Тоуд, когда мотор заревел и послушная движению штурвала машина покатилась вперед.

— Хе-хе! — не унимался Тоуд, разгоняя самолетик по взлетной полосе, начерченной на лужайке.

— Это же так легко! — вопил он во весь голос. — Это легко и просто! Это здорово и весело! Раз — и готово!

И даже сейчас, прикинув, что к чему, Рэт мог бы отстегнуться и спрыгнуть с разбегающегося и трясущегося на кочках, но все еще не взлетевшего аэроплана, движимого неуверенными и бестолковыми командами Тоуда.

Но Рэт не сделал этого. Его, впрочем, несколько удивила резкость старта и неравномерность разгона. Потом он изрядно встревожился, видя, как неумолимо надвигаются прибрежные ивы, а самолет и не думает взлетать. Наконец, в последнюю секунду подпрыгнув на какой-то изрядной кочке, машина вздрогнула и устремилась в небо, припадая на одно крыло. Казалось, что взлет произошел скорее по собственной воле железной птицы, чем от умелого управления пилота.

А затем — затем они полетели вверх и вдаль, ввинчиваясь и врезаясь в небесную гладь. Тоуд в диком восторге даже вскочил на сиденье, обернулся и приветливо помахал обмершему от ужаса Рэту.

— Я лечу! — орал Тоуд себе, пассажиру и всему миру. — Я могу! Я умею! Я буду летать!

V ЗЕМЛЯ!

Если в голове Тоуда и были какие-то мысли об авиационной разведке местонахождения Крота, то они улетучились в тот самый миг, когда самолет оторвался от земли. Но даже в этом случае, веди он машину ровно и прямо, Рэт сумел бы осмотреть хотя бы часть намеченной территории. Но Тоуду было не до того. В его неумелых руках аэроплан словно ожил и проявил при этом весьма своенравный характер. Тоуд, одной лапой держа штурвал, а другой, чтобы не вывалиться, цепляясь за спинку сиденья, выделывал такие акробатические этюды, что стало ясно: он не только забыл о цели полета, но и явно перестал обращать внимание на безопасность — как свою, так и пассажира.

Взлет оказался настолько стремительным, а подъем — крутым, что Рэт от неожиданности сполз было на дно кабины, но, собравшись с духом, вскарабкался-таки снова на сиденье, впившись передними лапами в деревянную обшивку фюзеляжа.

— Тоуд! Мерзкий и противный Тоуд! Немедленно прекрати! — пытался докричаться до горе-летчика Рэт.

Но все крики и команды были безрезультатны. Казалось, уже ничто не сможет спасти обоих аэронавтов от страшных последствий безумного тщеславия Тоуда. Хуже всего было то, что на каждый победный вопль Тоуда машина отвечала резким покачиванием или очередным рывком. Так продолжался этот безумный подъем, но стоило Рэту хоть чуть-чуть приноровиться к тряске и оглядеться вокруг со своего места, как самолет, клюнув носом, вдруг резко пошел вниз, едва не выбросив из своего чрева пассажира.

— Тоуд! — взвыл Рэт и попытался утихомирить разбушевавшегося лихача, вдавив в пилотское сиденье, для чего пришлось изо всех сил схватить его за плечи и покрепче нажать. В результате траектория полета изменилась — резко и неожиданно. Самолет накренился, и Рэт увидел, что земля, река, ивы и Тоуд-Холл очутились не внизу, а где-то сбоку.

— Тоуд, немедленно сажай свою штуковину! — потребовал Рэт,

— Не хочу, не буду, не… я не знаю как! — Похоже, трагический смысл этих слов не в полной мере дошел до возбужденного полетом мозга Тоуда.

— Тогда хоть…

Рэт собирался сказать Тоуду, чтобы тот пристегнул вытяжную стропу парашюта, которая бесцельно моталась на ветру, но сообразил, что его собственный парашют также не обеспечен аварийной страховкой. Трезво и практично действующий в критических ситуациях, Рэт и на сей раз поступил решительно и логично: осмотревшись, он поскорее пристегнул стропу тоудовского парашюта к показавшемуся ему подходящим крючку на фюзеляже, а затем проделал то же самое со своим. Тоуд даже не заметил заботливых стараний друга, так он был увлечен своим полноценным, деятельным существованием в волшебном мире на границе небесной глади и земной тверди.

Самолет то проваливался, то планировал над Тоуд-Холлом, то опускался к самой земле, то вновь взмывал ввысь. Сам ли летательный аппарат тренировал свои способности к высшему пилотажу, или он подчинялся управлению Тоуда — сказать невозможно.