Этот дом напоминал общежитие или детский сад. Местные жители приютили эвакуированных с детьми. Детей было много, и мне было не скучно. Сибиряки – это особый народ. Несмотря ни на какие невзгоды по вечерам собирались на гулянки, пели, танцевали. Пристраивались дети всех возрастов, и я не пропускала ни одной сибирской посиделки. Я научилась петь. До сих пор помню песню (больше никогда её не слышала и вдруг сейчас вспомнила). Это поразительно – забываю, что делала вчера, долблю английские слова – очень трудно оседают. Порой трудно вспомнить русские слова, которые употребляю каждый день, а события детства и даже слова песни помнятся до сих пор.
Как-то раз вечерком лейтенант молодой взял корзину цветов в магазине
Ярким взором огня он взглянул на меня и унёс моё сердце в корзине.
Зайдите на цветы взглянуть
Всего одна минута
Приколет розу вам на грудь
Цветочница Анюта.
Там, где цветы всегда любовь
И в этом нет сомнений
Цветы бывают ярче слов
И лучше объяснений.
Правда, такого детства, как принято, что тебя водят за ручку или кто-то присматривает, как ты гуляешь, у меня не было. Я помню, летом 1942 мне уже было почти 4 года. Мама купила мне розовое вельветовое платье. Пошёл дождь, и я после дождя залезла в лужу. Ох и было мне. Меня так избила верёвкой мама, что это осело в памяти на всю жизнь.
Но я не только не обижалась тогда, но даже не плакала. Может, если бы я заплакала или попросила прощение, сердце мамы смягчилось бы. Так нет же, я, как партизан. И поэтому всю свою обиду, всё напряжение она вылила на меня. Она говорила, что её больше всего злило, что я молчу. Ведь всё-таки ребёнок, а не пискнет. Я даже сейчас помню страшное выражение её лица. Я вам скажу, дети войны – это не дети, это взрослые маленькие человечки-партизанчики, готовые выдержать любые испытания.
Из этого скученного общежития мы перебрались на новую квартиру. У нас была отдельная маленькая комната. Мама работала на мясокомбинате грузчиком и отметчицей, фиксировала в тетради сколько товара отправили, поэтому отлучиться с работы во время дежурства ей было нельзя. Наша квартирка находилась напротив мясокомбината. И всё же мама по несколько суток не приходила с работы. Зимой холодно, я укутаюсь в одеяло и лежу в кровати. Кто-нибудь из её смены может раз в сутки наведается и всё. Так долго продолжаться не могло. Мама отдала меня в детский дом. Не знаю, почему-то мне там было очень грустно. Если Вы помните, в Анапе я была контужена, и эти последствия были мучительны для меня. Имея сознание взрослого человека, я была чрезвычайно угнетена своей ущербностью. Забьюсь где-нибудь в уголок и тихо плачу. Жду не дождусь, когда мама придёт. Мама приходила редко, спрашивает меня: «Как тебе здесь?» – «Хорошо»,– а у самой слёзы. «Я соскучилась».
Помню, она посадит меня в саночки, и мы едем по мосту через речку. Мост длинный, зеркалом блестят Бия и Катунь. А между ними деревья, наверное, берёзы, украшенные белым инеем. Это просто волшебная красота. Переночую и на второй день возвращаюсь. Летом мама меня забрала в нашу коморку. Я свободно одна гуляла на улице.
Ещё очень интересное событие хочется вспомнить. Дирекция и профсоюз мясокомбината решили послать детей своих сотрудников в оздоровительный пионерский лагерь. Лагерь был в лесу, вернее в тайге. Дети в основном были пионерского возраста и я, малявка, с ними. Мама напросилась сопровождать и присматривать за детьми. В её обязанности входило следить, чтобы дети были сыты. В лагерь снарядили две бортовые машины. Полдня ехали просекой. Остановились на широкой поляне. Развернули палатки. Развели костёр. Днём было всё замечательно – и игры, и песни, и сольные выступления – тут и я отличилась. Вкусная каша с мясом, чай с пряниками. Все возбуждённые легли спать. Взрослые – мама, одна вожатая и шофёр – остались дежурить по очереди у костра. И вдруг вой волков. Все проснулись. Дежурные подбросили дровишек в костёр. Волчья стая была большая и наглая. Шофёр достал какие-то железяки и начал греметь. Волки отступили. Такую ночь забыть нельзя.
Мама перешла на другую работу в больницу, и пришлось поменять квартиру, так как эта комнатка была для сотрудников мясокомбината. Теперь – в землянку, где жила её подруга с сыном примерно моего возраста, может немного постарше, и ещё одна семья с двумя девочками. Возможно, чтобы вместе пережить. Для многих это необычное, экзотическое жильё. Снаружи холмик, открываешь крышку и спускаешься по лестнице как в погреб. Внутри две небольших комнаты, посередине железная печка. Мне там было хорошо, мы как будто сроднились – все проявляли заботу друг о друге. Если наши мамы были на работе, старшие девочки были за взрослых – и ужин приготовят, и за печкой проследят.