Из ада в рай и обратно

Вторая волна погромов (начиная с октября 1905 года) охватила огромную территорию Малороссии (Украины), Белоруссии и собственно России. В Одессе (октябрь 1905 года) погромщики убили (называю максимальную цифру, фигурирующую в различных источниках) более пятисот человек, в Киеве (тогда же) несколько десятков. Более семидесяти человек погибло в Белостоке (июнь 1906 года).

Общее же число погибших в ходе этих погромов превысило семьсот человек. Били «жидов», но не трогали «выкрестов»: стоило показать нательный крест или выставить в окне православную икону, и толпа погромщиков шла мимо… Мутная волна антисемитизма охватила и те регионы России, где до погромов дело все-таки не дошло. В либеральной русской среде ходила поговорка, рожденная чьим-то острым писательским пером:

«С антисемитизмом и водка крепче, и хлеб вкуснее».

Тогда же наиболее дальновидные российские политики (например, граф Сергей Витте, глава правительства и автор либерального Манифеста 17 октября 1905 года) с тревогой предупреждали: угнетение и погромы неминуемо бросят евреев в революцию. Ведь антисемитизм, напоминали они, обладает гигантской разрушительной силой![1]

(См. примечания после главы).

Если бы самодержавие, поняв это, перестало нацеливать «народное» негодование на бесправную, полузадушенную еврейскую массу, вся история России в XX веке, возможно, была бы иной.

Однако голосу разумных, высокообразованных патриотов не вняли. В противовес им стали создаваться массовые, откровенно антисемитские, организации типа «Союза русского народа», а затем и выделившегося из него «Союза Михаила Архангела», неприкрыто призывавших к уничтожению русского еврейства, а в лучшем для последнего случае к побуждению его «убраться из Святой Руси». Огромные массы евреев, гонимые инстинктом самосохранения, прислушались к призыву погромщиков. Не искушая судьбу, они хлынули в Америку. Началась вторая волна еврейской эмиграции, не стихавшая до самого начала Первой мировой войны.

Эта волна достигла своего пика под влиянием кошмарного «дела Бейлиса», всколыхнувшего всю Россию и весь мир ничуть не в меньшей степени, чем несколько ранее «дело Дрейфуса». От дрейфусиады его отличало одно весьма существенное обстоятельство. Офицера Генерального штаба, капитана Альфреда Дрейфуса обвиняли в государственной измене, в шпионаже в пользу Германии не как еврея, а как французского гражданина, и, независимо от того, насколько было справедливо или несправедливо само обвинение, независимо от того, какую окраску ему придавали реакционная печать и национал-патриотические круги, в самом обвинении не было ничего «специфически еврейского»: гипотетически изменником мог оказаться кто угодно – как еврей, так и не еврей.

Между тем обвинение никому не ведомого, скромного служащего кирпичной фабрики Менделя Бейлиса имело совсем другой замах. Его обвиняли в совершении РИТУАЛЬНОГО убийства – умерщвлении мальчика-христианина изувером-евреем ради единственной цели: обескровить его еще живым и использовать кровь для приготовления мацы к приближавшейся еврейской пасхе (существует будто бы у евреев такой каннибальский ритуал). То есть в преступлении, которое – опять же гипотетически – никто, кроме еврея, совершить не может.

Киевский подросток Андрей Ющинский был убит воровской шайкой из опасения, что он раскроет случайно ставшие ему известными ее тайны, – об этом узнала вся Россия из блестящих репортажей докопавшихся до истины мужественных русских журналистов. Но все силы властей, полиции, прокуратуры, церкви и даже науки объединились, чтобы доказать вину подсудимого Бейлиса. Не столько его личную, сколько всего еврейства, которое он на этом процессе олицетворял[2].

Несмотря на беспрецедентный нажим властей и так называемого «общественного мнения», Бейлис в 1913 году был оправдан судом присяжных. Это оправдание очень многими расценивалось и расценивается еще сейчас как торжество законности и справедливости, поскольку присяжные заседатели не поддались ни угрозам, ни давлению, оставшись верными своей совести. Это и так, и не так. Да, Мендель Бейлис был оправдан, но задача устроителей безумного шоу состояла вовсе не в том, чтобы отправить на сибирскую каторгу именно этого тщедушного еврея, волею судьбы оказавшегося пешкой в большой политической игре.

Главная задача состояла в том, чтобы устами присяжных и судей подтвердить ритуальный характер убийства, то есть осудить не Бейлиса, а нацию, которая якобы следует иуверским догматам и поэтому представляет опасность для безвинных жертв. Эта задача была достигнута.