Из Африки

Канину и Вайнайна были заблаговременно уведомлены о сути решения; Канину было велено приготовить корову с теленком. Вайнайна развил перед заседанием незаметную глазу деятельность, а сейчас напоминал бородавку, будучи так же недвижим.

Зачитав текст соглашения, я велела Канину привести корову. Канину встал и замахал руками, привлекая внимание сына, стоявшего за хижиной с коровой. Круг разомкнулся, пропуская в центр корову с теленком.

В этот момент атмосфера собрания резко переменилась, словно на горизонте появилась черная туча, предвещающая смерч.

Ничто на свете не вызывает у кикуйю такого интереса, как корова с подсосной телочкой. Кровопролитие, колдовство, плотские утехи, чудеса, каких полон мир белых людей, — все меркнет в жаре раскаленной печи, какой является страсть этих людей к крупному рогатому скоту, отдающая каменным веком, как огонь, высекаемый с помощью кремня.

Мать Вайнайны издала протяжный вопль и затрясла высохшей рукой, указывая на корову. Вайнайна стал ей вторить, сильно заикаясь и все время сбиваясь, словно его устами говорил кто-то другой; от его крика впору было оглохнуть. Принять эту корову он решительно отказывался: это был якобы самый древний экземпляр из всего стада Канину, а телочка, стоявшая с ней рядом, — последняя, которую она с великим трудом произвела на свет.

Клан Канину встретил эти утверждения возмущенными протестами и принялся наперебой перечислять достоинства коровы, маскируя свою горечь и презрение.

Остальное население фермы проявило полную неспособность молчать, когда обсуждается такая зажигательная тема, как корова с теленком. Каждый из присутствующих заявлял о своем мнении. Старики, держась за руки, дружно кашляли, громко прославляя или проклиная несчастное животное. Визг их старых жен делал какофонию совершенно нестерпимой. Молодые мужчины переговаривались на заданную тему низкими голосами. Через две-три минуты площадка у дома кипела, как шабаш ведьм.

Я посмотрела на Фараха, а он — на меня, но я нашла его взгляд подозрительно сонным. Было ясно, что он вот-вот врежется в толпу спорящих, размахивая саблей. Недаром сомалийцы — отменные скотоводы и скототорговцы!

Канину бросил на меня умоляющий взгляд утопающего, которого уносит течением. Тогда я перенесла внимание на корову. Это животное серой масти с изогнутыми рогами терпеливо стояло в эпицентре циклона, причиной зарождения которого стало именно оно. Пока все тыкали в корову пальцами, она ласково вылизывала свою телочку. Я склонялась к мнению, что это все-таки пожилая корова.

Наконец я обернулась к Кинанжуи. Тот, по-моему, вообще не интересовался коровой. Пока я смотрела на него, у него даже ресницы не дрогнули. Он был недвижим, как колода, брошенная у стены моего дома и не проявляющая признаков интеллекта. Он сидел боком к беснующейся толпе; я поняла, до чего у него монарший профиль. Африканцы умеют вот так, за одно мгновение преображаться в безжизненные фигуры. Любое его слово, любое движение только распалило бы спорящих, поэтому он избрал иной способ приведения толпы в чувство. Далеко не всякому оказалось бы под силу подобное хладнокровие.

Мало-помалу ярость собравшихся улеглась, визг прекратился, сменившись нормальным разговором; в конце концов воцарилась тишина. Мать Вайнайны, удостоверившись, что за ней никто не наблюдает, приблизилась с помощью своей палки к корове, чтобы получше ее рассмотреть. Фарах вернулся в цивилизованный мир, ознаменовав возвращение утомленной улыбкой.

Когда все окончательно присмирели, мы заставили обе стороны подойти к каменному столу, окунуть большой палец правой руки в склянку с жиром и прижать его к бумаге с соглашением. Вайнайна делал это очень неохотно и при прикосновении к бумаге заверещал, словно обжегся. Соглашение гласило: