Из Америки — с любовью

Зубной порошок – при последнем издыхании. В смысле – на донышке. Третий день забываю купить. Я потряс коробку и все-таки сумел наскрести полторы щепотки. Старательно выдраил зубы, в основном передние, и полюбовался на достигнутый результат. Улыбка в зеркале выглядела неплохо. Остальное немного хуже. Я задумчиво поскреб щетину. Бриться – не бриться? На ежа вроде еще не похож.

При одном взгляде на давешние пельмени мой желудок подобрался к горлу. Вот ведь… делают. Поймать бы владельца этой фабрики да засадить на дальнее зимовье в тайгу, а эти пельмени ему – вместо всех припасов. Правда, расценить это могут как убийство при отягощающих да еще с особой жестокостью. Но так испортить отличную еду, это надо постараться. Вспомнились домашние, исходящие ароматным паром, огромные, ровные, не разлезающиеся по швам…

Мечты, мечты. А кушать, между тем, нечего. Здесь вам не тайга, за зайцем в лес не сходишь. Не на уток же в канале с пистолетом ходить. Эх, жизнь моя голодная, отдельно-уголовная. Есть хочу!

В конце концов я сгонял в лавку за батоном, вскрыл очередную банку тетиного варенья и устроил себе большое утреннее чаепитие. Пообедаю в столовке. Леший с новыми брюками, сколько же можно-то на себе, родимом, экономить. Я посмотрел на часы и понял, что уже на семь минут выбился из графика. Залпом выдул оставшиеся полчашки и посыпался вниз.

Погода с утра, как назло, была особо лифляндская. Облака решили прилечь на ночь на землю и еще не вставали. Туман. В общем, не больно густой, но разгоняться все равно не рекомендуется. Дорожников в такой мгле тоже не очень-то видно. И только подъезжая к центру, я сообразил, что ехать мне, собственно, некуда. В отделе меня не ждут, поскольку я замкнут на Щербакова, а Щербаков будет искать меня не раньше половины первого – сам сказал вчера. А сейчас еще восьми нет. Полдня у меня свободные.

В принципе, явись я в отдел, работу бы мне мигом нашли. Но что-то на меня накатило, странное такое чувство – неохота никуда идти, чего-то там делать. Есть возможность пофилонить, так и пользуйся. Я пристроил машину у обочины и задумался. Обычно на выходные я садился в «патрульчик» и гнал на море, причем старался забираться подальше, благо на местные дюны машина пренебрежительно плевала песком из-под колес. До Риги мне доводилось купаться в море всего два раза. На Тихом океане не больно-то поплещешься. Водится у нас такая мелкая тварь, медуза-крестовичок называется. Имеет привычку прятаться в комках водорослей. Что ни год, то трех-четырех ретивых купальщиков успокоит навеки. А в Рижской луже я, что называется, дорвался.

Ну а если погода была совсем болотной, я оставался в квартире, читал книжки, смотрел телеящик или просто отсыпался впрок. Однако сейчас ни один из этих вариантов не годился. Сгонять на море, может, и стоило да и окунуться напоследок перед зимой, хотя и холод… Только времени маловато. Домой возвращаться тоже неохота. А может, просто по городу побродить?

Я вышел из машины и запер дверцу. Красивый, в общем-то, город Рига. Я в своей жизни видел не так уж много городов. Не считая родного Уссурийска, Петербург, Москва, Киев, Варшава, Лодзь, и вот, уже четвертый месяц, Рига. Я медленно пошел по берегу канала. Хоть Щербаков и похвалил меня за хорошее знание города, на самом деле Ригу я почти не знал. Я просто выучил назубок автомобильную карту и действительно мог проехать откуда угодно и куда угодно. Но сам город, особенно Старый, я толком и не видел. Самое время исправить.

Я пересек Александровскую площадь, поднялся на Бастионную горку – любимое место рижских парочек, как значилось в одном из описаний. Сейчас горка была пуста – наверное, все парочки еще сидели за партами. Только рыжая белка задорно уставилась на меня с соседнего дерева. Я пошарил по карманам и виновато развел руками.

– Извини. Ничего нет.

Белка моргнула и умчалась куда-то вверх. Я залез на каменный парапет, сделал несколько шагов и вдруг, ни с того ни с сего, повинуясь какому-то абсолютно мальчишескому наитию, прыгнул вниз. Перестарался. В перекат уходить не пришлось, но затормозил я только на половине склона. Оглянувшись по сторонам – не видел ли кто и не спешит ли ко мне строгий дворник с бляхой, – я наклонился, подобрал для виду пару листиков и уже спокойным шагом спустился вниз.

Старый город мне нравился. Узкие мощеные улочки, опрятные дома с аккуратными медными табличками. Как там: «… В узких улочках Риги слышу поступь гулких столетий…» Очень верно. Я вдруг решился на еще один мальчишеский поступок и осторожно потянул огромную лакированную дверь. Та медленно и совершенно бесшумно отворилась. В Сибири я любил забираться на кедры, на самую верхушку, и оттуда любовался тайгой. Здесь это было намного проще – широкая лестница поднималась до самого чердака. Я открыл запертую на крючок дверку и присел на порог. Крыши, крыши, крыши. Слева виднелись купола Святого Петра. Хорошо.

– Вы что тут делаете?