Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире

Джимми не стал ей мешать — пусть выплачется. Он сидел рядом, ерзал и считал скамейки. Сосчитал все, но сестра по-прежнему плакала. Он пересчитал всех людей в зале, но она все не унималась. Тогда он стал считать, сколько человек сидит на каждой скамейке…

Когда рыдания сменились тихими всхлипами, Джимми сказал:

— Зато они обращаются с нами, как со взрослыми. Всякие умные слова и все такое…

— Подумаешь, — Эмма шмыгнула носом. — Они же думают, что мы и есть взрослые!

Она возилась с носовым платком, пытаясь отыскать сухой краешек.

Джимми выждал, пока она высморкается, и тихонько спросил:

— Ну, что? Теперь домой?

— Домой? — вскинулась Эмма. — Прямо сейчас? Да у нас даже одежды с собой нет. И приемник твой остался в футляре для скрипки. Как мы заявимся домой с пустыми руками?..

— Да ну ее, эту одежду. Она все равно серая.

— А приемник? Даже не послушали его ни разу. Как мы будем им в глаза смотреть? Ни приемника, ничего… — Эмма помолчала, потом повторила: — Ничего… Ничего у нас не вышло.

— Ну как это не вышло? А приключение? У нас же было настоящее приключение, Эм! Разве не за этим мы убегали из дома?

— Так это было тогда-а… — Из глаз Эммы опять брызнули слезы.

— Ты сказала, что вернешься домой, когда узнаешь все про ангела. Теперь ты знаешь.

— В том-то и дело, — всхлипнула Эмма, — что ничего я не знаю.

— Ты знаешь… ну, что ничего не знаешь. Но и никто не знает, и эти люди в музее тоже. Ну пожалуйста, не реви! Подумай лучше, как все удивятся, когда мы скажем, что жили в музее. Целую неделю прожили! У нас и доказательство есть — футляр от скрипки.

— Всего неделю, — горько всхлипнула Эмма. — Какую- то несчастную неделю. Я себя чувствую, как будто кинулась в реку спасать малыша, а это оказался никакой не малыш, а никому не нужное бревно! Тоже мне, геройство! Промокла зря, только и всего.

И по щекам ее снова покатились слезы.

— Еще бы ты не промокла — так реветь! Вспомни, чего ты хотела. Убежать из дому — и чтобы было уютно и красиво. И все прекрасно получилось. Пока позавчера тебе вдруг не понадобилось это геройство.

— Джимми, пойми! Эта статуэтка… это мой шанс. Наш шанс! Мы должны разгадать загадку.

— А чем, по-твоему, занимаются все эти люди в музее? Они что, ее не разгадывают? Думаешь, у тебя получится лучше? И вообще, что ты надеешься найти — магнитофонную кассету с голосом Микеланджело? Чтобы он на ней говорил: «Это я изваял ангела»? Ну уж извини: четыреста семьдесят лет назад никаких магнитофонов еще не было!

— Знаю. Но если мы разгадаем тайну, тогда — знаешь, как мы вернемся в Гринвич?

— Конечно, знаю! Электричкой, как и уезжали!

— Я не о том. Мы вернемся в Гринвич по-другому…

— Можно и по-другому — это надо доехать на метро до Сто двадцать пятой улицы, а уже потом пересесть на электричку.

— Джимми, я же про себя говорю, а не про дорогу! Я, Эмма Кинкейд, хочу вернуться домой другим человеком — как возвращаются герои.

— Если хочешь стать другим человеком — я тебе подскажу, с чего начать. Для начала постарайся забыть о геройстве.

— Ладно, — Эмма шмыгнула носом. — Постараюсь.

Джимми удивился такой покладистости, но не подал виду и продолжил все так же деловито:

— Так что ты там говорила про эту твою загадку?

— Джимми, я хочу выяснить, Микеланджело это или нет. Я не могу объяснить, зачем. Но я чувствую, что должна это узнать. Узнать наверняка. Я просто обязана, понимаешь?

Джимми встал.

— Если даже эксперты не знают наверняка, то и мы как-нибудь обойдемся. Все, пошли за билетами. Едем домой!

Он решительно направился к пригородным кассам, но, пройдя всего несколько шагов, вернулся, потому что Эмма не двинулась с места. Вздохнув, Джимми снова принялся ее урезонивать:

— Эм, ну почему тебе вечно чего-то не хватает, а? Оценка «отлично» тебя, видите ли, не устраивает, тебе подавай «отлично с плюсом». Сначала ты хочешь просто убежать из дома, а потом — знать все на свете! Хочешь быть Кларой Бартон[8], Флоренс Найтингейл[9] и Арлингтонской Девой — и чтоб всеми сразу!

— Орлеанской, — вздохнула Эмма.

Она поднялась и поплелась за братом, едва переставляя ноги. Такой подавленной она еще никогда себя не чувствовала. И, главное, она понимала: ехать домой ей сейчас нельзя. Никак нельзя. Невозможно.

Джимми и Эмма подошли к единственной кассе, на которой не было таблички «Закрыто». Они пристроились за мужчиной, который покупал красный проездной билет — точь-в-точь как тот, по которому они приехали в Нью-Йорк.

— Будьте добры, — обратился Джимми к кассиру, — нам два билета за полцены до…

— До ФАРМИНГТОНА, ШТАТ КОННЕКТИКУТ, — громко сказала Эмма.

— До Фармингтона? Тогда вам надо ехать до Хартфорда, а там пересесть на автобус…

Джимми кивнул.

— Одну минуточку! — сказал он и, схватив Эмму за руку, оттащил ее в сторону

— Миссис Базиль Франквайлер, — прошептала Эмма.

— Что — миссис Базиль Франквайлер?!

— Она там живет. В Фармингтоне.

— Ну и что? — прошипел Джимми. — В газете же написано, что ее дом закрыт.

— Это ее нью-йоркский дом закрыт. Можешь ты хоть что-нибудь не перепутать, хоть раз в жизни?

— Если будешь так говорить… — насупился Джимми.