Я долженъ здѣсь немного объяснить, почему я не обозначаю названія мѣста, гдѣ нагружались баржи, ни имени предпріимчиваго торговца, рѣшившагося нагружать баржи для парохода, кажется, верстахъ въ 60 отъ Воронежа. Не называю собственными именами купца и мѣсто потому, что не можно навѣрно, а моей записной книжкѣ, по независящимъ отъ меня обстоятельствамъ, у меня подъ рукой нѣтъ; но мнѣ кажется, что этотъ фактъ заслуживаетъ быть извѣстнымъ.
Ко мнѣ подсѣлъ козакъ въ зеленой шубѣ.
— Вы куда, землячекъ, куда слѣдуете? спросилъ онъ меня, снимая съ одного плеча свою шубу.
— До Астрахани, а вы худа? въ свою очередь спросилъ я, желая избѣжать дальнѣйшихъ разспросовъ.
— Мы тоже до Астрахани.
— Только до Астрахани?
— Нѣтъ, можетъ, и дальше поѣдемъ, не знаю: мы ѣдемъ за рыбой за чистяковой, больше за воблой; удастся купить въ Астрахани, купимъ въ Астрахани; не удастся — поѣдемъ по промысламъ. Да все-таки надо поѣздить по промысламъ: надо вѣрную цѣну узнать; на мѣстѣ все вѣрнѣй узнаешь, да еще прибавить надо, что побываешь не на одномъ промыслѣ.
Я долженъ здѣсь нѣсколько пояснить, что называютъ: водами, промыслами, и проч. По рѣкамъ и терикамъ, какъ здѣсь называютъ большіе и малые рукава Волги, по самой Волгѣ, вдоль берега на нѣсколько верстъ (иногда болѣе 15), снижаютъ, т. е. откупаютъ воду, гдѣ, кромѣ съемщика никто не можетъ ловить рыбу; противоположный берегъ снимается и другимъ лицомъ. Но они, противобережные съемщики, не дѣлятъ Волги или рѣки, а закинувъ невода на своемъ берегу, вытягиваютъ на противоположный. Съ небольшимъ годъ тому назадъ, воды откупались и въ морѣ, иногда однимъ и тѣмъ же лицомъ верстъ на сто вдоль берега и въ ширину до трехъ-саженной глубины. Далѣе воды были вольныя, т.-е. всякій могъ ловить безпошлинно. Теперь же воды въ морѣ на откупъ не отдаются, а всякій, заплатя за промысловый билетъ 30 руб., можетъ отправиться на промыселъ въ море.
Промыслами или ватагами называются заведенія, куда привозятъ пойманную рыбу, гдѣ ее солятъ, сушатъ и гдѣ живутъ рабочіе и прикащики съемщиковъ. Разумѣется, гдѣ лучше уловъ, тамъ и строеніе бываетъ лучше, иногда бываютъ при нихъ и сады.
Красной рыбой называется: осетръ, бѣлуга, севрюга, стерлядь, а чистяковой — вобла, сельдь-бѣшенка, которыя нѣсколько лѣтъ тому назадъ топились на жиръ, теперь же воблу сушатъ и коптятъ, а бѣшенку солятъ, а одна только тарань ждетъ на жиръ. Чистяковой рыбой называются тоже: судакъ, лещь, окунь, сазанъ, линь, бёрщъ, жирикъ и другая мелкая.
Я надѣюсь писать объ здѣшней рыбной ловлѣ, а потому теперь говорю объ этомъ коротко и опять обращаюсь жъ своему разсказу.
— Вы гдѣ служите? спросилъ я козака-донца-зеленую-шубу.
— Я теперь въ отставкѣ, отвѣчалъ тотъ:- у меня теперь сынъ служитъ, а я служилъ въ Польшѣ подъ конецъ старшимъ урядникомъ.
— Такъ вы за воблой ѣдете? спросилъ я его, когда онъ мнѣ разсказалъ о своей службѣ.
— Да, за воблой.
— Вѣдь ваша тарань, донская, лучше волжской воблы?
— Какъ можно?!.. Наша тарань донская, да теперь взять волжскую воблу… на воблу и смотрѣть не станешь!
— Для чего же вы везете на Донъ воблу волжскую, когда ваша тарань гораздо лучше воблы?
— Да я не слышно было, чтобъ кто нибудь изъ донскихъ ѣздилъ на Волгу за рыбой, а вотъ Богъ привелъ! отвѣчалъ онъ.
— Отчего же это сталось?
— Тарань перевелась.
— Давно?
— Нѣтъ, не давно — лѣтъ какихъ шесть; все меньше, да меньше, а теперь, почитай, и совсѣмъ не стало этой тарани.
— Воля Божья!..
— А до этого времени ваша донская тарань далеко проходила, сказалъ я.
— Какъ же далеко!.. Въ прежнія времена отъ насъ тарань шла вверхъ — выше Воронежа проходила, и по Украйнѣ!.. На Украйнѣ хохолъ безъ тарани жить не можетъ!.. Наша тарань до Кіева доходила.
— Какъ же они теперь?
— Теперь этой воблой пробавляются.
— А почемъ теперь вобла?
— Говорятъ, по два рубля.
— За сколько?
— Вобла тысячами продается; такъ за тысячу воблы и просятъ два рубля. Эта цѣна послѣ подтвердилась и до конца держалась, ни мало, кажется, не мѣняясь.
— Послѣ, можетъ, и дешевле будетъ, продолжилъ козакъ:- да всякому хочется первинку привезти, — скорѣе распродашь.
— Гдѣ же вы тарань продаете?
— А куда тарань ходила, — теперь туда вобла пошла, съ горькой усмѣшкой отвѣчалъ казакъ.
Поѣздъ изъ Царицына опоздалъ, а какъ на этомъ поѣздѣ пріѣхалъ помощникъ начальника желѣзной дороги, который съ нами долженъ былъ воротиться назадъ, то мы дожидались, пока онъ кончитъ свои занятія въ Калачѣ. Но какъ всему есть конецъ, то пришелъ конецъ и нашему ожиданію — мы сѣли въ вагонъ.
Волжско-донская дорога — совершенно товарная дорога: одинъ только поѣздъ туда и обратно, въ которомъ есть вагонъ пассажирскій, раздѣленный на массы; классовъ этихъ, по обыкновенію, три; мы сѣли, разумѣется, въ третій; второй былъ пустой, а въ первомъ сидѣлъ помощникъ начальника дороги съ своими знакомыми.
Тронулись.
— А еще долго будетъ видѣвъ вашъ батюшка тихій Донъ, проговорилъ одинъ козакъ.
— Намъ не легко съ Дономъ разставаться, да и ему, нашему батюшкѣ, не хочется насъ покинуть, промолвилъ другой.
Мнѣ какъ-то странно было слышать такія сентиментальности отъ сѣдыхъ козаковъ.