Из автобиографической книги "Воспоминания видят меня"

Классические стихотворные размеры. Как мне пришла в голову подобная идея? Она просто взяла и появилась. Ведь я считал Горация своим современником. Он был как Рене Шар, Лорка или Эйнар Мальм ^[3]. Наивность, превратившаяся в изощренность.

Стихи

Из сборника “Тайны в пути” (1958)

Четыре темперамента

Испытующий взгляд превращает солнечные лучи

в полицейские дубинки.

А вечером: грохот вечеринки из квартиры снизу

пробивается сквозь пол как цветы не из этого мира.

Ехал по равнине. Мрак. Машина, казалось,

застыла на месте.

В звездной пустоте вскрикнула антиптица.

Солнце-альбинос стояло над мчащими

темными водами.

* * *

Человек — вывороченное дерево

с каркающей листвой и молния

по стойке смирно — видел, как зловонное чудище —

солнце вздымалось, хлопая крыльями на скалистом

острове мира, и неслось за флагами из пены

сквозь ночь

и день с белыми морскими птицами галдящими

на палубе и все — с билетами в Хаос.

* * *

Чуть задремлешь — услышишь отчетливо

чаек воскресный

звон над бесконечными церковными приходами

моря.

В кустах заводит свои переборы гитара и облако

медленно плавно плывет как зеленые сани весны —

ржет запряженный свет — скользит к нам по льду приближаясь.

* * *

Проснулся от стука каблуков любимой,

а на улице два сугроба как варежки что забыла зима

и над городом кружатся падающие с солнца листовки.

Дорога, кажется, никогда не кончится.

Горизонт убегает в спешке.

Птичий всполох на дереве. Пыль взметается у колес.

У всех колес, спорящих со смертью!

Формулы путешествия (Балканы, 1955)

I

Гул голосов за спиной у пахаря.

Он не оборачивается. Пустынные поля.

Гул голосов за спиной у пахаря.

Одна за другой отрываются тени

и падают в бездну летнего неба.

II

Четыре вола бредут под небом.

Нет гордости в них. Пыль — густая как

шерсть. Перья скрипят — цикады.

И ржание лошадей, тощих словно

клячи на серых аллегориях чумы.

Нет кротости в них. И солнце шалеет.

III

Пропахшая скотом деревня с шавками.

Партийный функционер на рыночной площади

в пропахшей скотом деревне с белыми домами.

За ним тащится его небо — высокое

и узкое как внутри минарета.

Деревня волочащая крылья по склону горы.

Старый дом выстрелил себе в лоб.

Два мальчика в сумерках пинают мяч.

Стайка проворных эхо. Внезапно звездно-и-ясно.

V

Едем в длительном мраке. Мои часы,

поймав время-светлячок, упорно мерцают.

В заполненном купе густая тишина.

Мимо проплывают во мраке луга.

Но пишущий — на полпути к своему образу,

и движется, словно крот и орел, в одном лице.

Перевод Алёши Прокопьева

Из сборника "Незавершенное Небо" (1962)

Через лес

Зовется место болотом Якоба —

это летнего дня подвал

где свет скисает в напиток

с привкусом старости и трущоб.

Гиганты бессильные тесно спеленуты

чтобы с них ничего не упало.

Гниет там сломанная береза

прямая как догма.

Со дна леса встаю я.

Светлеет между стволов.

Льет дождь над моими крышами.

Я — сточный желоб для впечатлений.

На опушке воздух теплый.

Большая ель, темна, стоит спиной

зарывшись мордой в чернозем пьет тень дождя.

Перевод Александры. Афиногеновой

Ноябрь с отливами благородного меха

Небо стало таким серым что

земля сама начинает светиться:

луга с их робкой зеленью,

пашни цвета кровяного хлеба.

Вот красная стена сарая.

А там затопленные водой участки

как белые рисовые поля где-нибудь в Азии,

там замирают чайки — и вспоминают.

Туманные пустоты посреди леса

тихо перекликаются друг с другом.

Творящий дух, что живет укромно

и бежит в лес, как Нильс Даке

^[4]

.

Lamento ^[5]

Он отложил ручку в сторону.

Она тихо лежит на столе.

Она тихо лежит в пустоте.

Он отложил ручку в сторону.

Слишком о многом нельзя ни написать, ни умолчать!

Он парализован тем, что происходит далеко отсюда,

хотя чудесный его саквояж бьется как сердце.

На улице — скоро лето.

В кустах кто-то свистит — человек или птица?

И вишни в цвету гладят ветвями

вернувшиеся домой грузовики.

Проходят недели.

Медленно наступает ночь.

На окно садятся мотыльки:

крохотные белые телеграммы планеты.

Перевод Алёши Прокопьева

Из сборника “Великая тайна" (2004)

Орлиная скала

За стеклом террариума

рептилии

странно неподвижные.

Женщина развешивает белье

в тишине.

Смерть — это безветрие.

В глубины земли

скользит моя душа

тихо как комета.

Фасады

I

В конце дороги я вижу власть

и она похожа на луковицу

с лицами-шелухой

они облетают слой за слоем…

II

Театры пустеют. Полночь.

Буквы горят на фасадах.

Тайна неотвеченных писем

падает сквозь холодное мерцание.

Ноябрь

Скучающий палач становится опасным.

Горящее небо скатывается в рулон.

Из камеры в камеру слышатся стуки

и пространство вырывается из мерзлоты.

Некоторые камни светятся как полные луны.

Снег идет

Похороны случаются

все чаще и чаще

как дорожные указатели

когда приближаешься к городу.

Взгляды тысяч людей

в стране длинных теней.

Мост возводится

медленно

прямо в космос.

Подписи

Я должен переступить

через темный порог.

Зал.