Из Багдада в Стамбул

– Да. Я думал, что просто лихорадка. Теперь вижу точно – чума.

– Но ведь это ужасно!

– Да, уходи, ищи англичанина. Он позаботится о тебе. Он в Бирс-Нимруде или на канале Анана.

Я через силу выдавливал из себя слова. Вместо того чтобы бежать, Халеф схватил мою пылающую руку.

– Сиди, – сказал он, – разве я могу тебя бросить?

– Уходи!

– Нет, Аллах покарает меня, если я тебя покину. У тебя на зубах темная ржавчина, язык заплетается. Да, это чума, но я ее не боюсь. Кто останется при сиди, когда он страдает? Кто помолится за него, если он, не дай Бог, умрет? О эфенди, как мне жаль тебя! Давай, я помогу тебе забраться в седло, мы поищем место, где я смогу за тобой ухаживать.

– Ты в самом деле способен на это, Халеф?

– Во имя Аллаха, господин! Я не оставлю тебя!

– Я не забуду этого. Может, продержусь еще какое-то время. Поехали за персами?

– Сиди, тебе не нужно…

– Вперед же!

Я дал шпоры вороному, и Халеф волей-неволей последовал за мной. Вскоре я вынужден был умерить свой пыл, в глазах снова потемнело, и я во всем доверился Халефу, взявшему на себя бразды правления. Каждый шаг лошади отзывался болью в голове, я не видел, кто нам попадался по дороге, а только крепко цеплялся двумя руками за седло.

Через довольно долгое время мы нагнали караван, и я попытался различить, кто же его составляет. Безмолвно промчались мы через жуткие миазмы, но искомого я не обнаружил.

– Ты не увидел их, Халеф? – спросил я, когда мы добрались до головы каравана.

– Нет.

– Тогда давай завернем левее. Они не могли уклониться вправо. Видишь птиц над караваном?

– Да, стервятников, господин.

– Они выискивают падаль по запаху. Смотри, один полетел левее, к нам. Я беспомощен, полагаюсь на тебя.

– А если он ринется в бой, сиди?

– В таком случае моя душа поборет болезнь. Вперед!

Процессия исчезла слева. Мы скакали, как могли быстро.

– Вон, эль-бюдж[19], сверху!

– Падает или кружит?

– Кружит.

– Скачи так, чтобы мы оказались как раз под ним. Он замечает или дерущихся людей, или готовую жертву.

Десять минут прошли в тишине. Несмотря на слабость, я подготовил ружье. Расстояние не смутило бы меня, если бы не мое состояние… При этом я заметил, насколько я ослабел – тяжелая двустволка, которую я когда-то легко удерживал одной рукой, казалась мне сегодня многокилограммовой гирей.

– Сиди, смотри, лежат тела! – крикнул Халеф, протягивая руку.

– Скорее туда!

Мы подъехали, и жуткая картина, открывшаяся нам, навсегда запечатлелась в моей памяти. На земле, в отдалении, распростерлись пять тел. В страшном волнении я спрыгнул с коня и наклонился над первым. Кровь стучала молоточками в ушах и руки дрожали, когда я отворачивал воротник накидки с лица трупа. Это был Садык, немой, который сбежал от нас в горах Курдистана.

Я побежал дальше. Следующей была Хальва, верная старая служанка, убитая одной пулей в висок.

Одновременно Халеф вскрикнул:

– Вай! Это же жена перса!

Я подскочил. Да, это была она – Джанна, краса и гордость Хасана Арджира. Ее тоже застрелили, а рядом, с откинутой рукой, будто хотел заслонить ее от пули, распростерся сам Хасан, присыпанный песком и пылью. Его раны свидетельствовали о дикой схватке – даже на руках были ссадины и порезы.

Обезумев от боли, я вскричал:

– Мой Бог, почему же он мне не поверил?!

– Да, – мрачно произнес Халеф. – Он сам во всем виноват. Он верил своему предателю больше, чем тебе. А там еще кто-то. Подойдем.

Дальше всех лежала женщина на взбитом копытами песке. Это была Бенда.

– Аллах проклянет агу, это он ее убил.

– Нет, Халеф! Ты узнаешь кинжал, который торчит в ее сердце? Я одолжил его ей. Ее рука еще недавно сжимала его рукоять. Ага оттащил ее от других; вот следы ее ног на песке. Наверное, она ранила его, а потом сама себя убила, когда не могла больше сопротивляться. Хаджи Халеф Омар, я остаюсь здесь. Я лягу рядом с ними!

– Сиди, в них уже нет жизни, они мертвы, мы не сможем их оживить, но способны отомстить!

Я не ответил. Она лежала передо мной, бледная, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, как будто забывшись тяжелым сном. Голова у меня горела, позвоночник больше не держал тело, колени подогнулись, и я медленно опустился на песок. У меня было ощущение, что я погружаюсь, все глубже и глубже, сначала в голубоватую, а потом во все более темную бездну – без остановки, без дна, без конца, и на отдалении миллиона миль я слышал слабеющий голос Халефа: «Сиди, сиди, очнись, мы должны отомстить!..»

После долгого забытья я, наконец, перестал падать в бездну, и достиг, если можно так сказать, места, где прочно закрепился. Меня удержали две сильные руки. Я взглянул на человека, их обладателя, в глазах у него стояли слезы. Я хотел что-то сказать, но мне это удалось с большим трудом:

– Халеф, не плачь!

– О господин, я считал уже тебя умершим. Хамдулиллах! Ты жив! Поднимайся! Вот их следы! Мы пойдем за убийцами и уничтожим их всех! Клянусь Аллахом!

Я покачал головой.

– Я так устал. Подложи мне одеяло под голову.

– Ты пока не можешь ехать верхом, господин?

– Нет.

– Прошу тебя, постарайся!