Из батареи сердца

* * *

Рожден на закате девятнадцатого века –
Кратко и мутно скажу о себе –
Отец был мудрец, мать была нега,
Воспитан сосцами широких степей.

Ел астрономию, пил философию,

В сердце завалы проглоченных книг;
Выл панихиды земному безкровию,
Снобом топтался вокруг земли.

В луже словесной врезался Титаником

В тесные бухты людских умов.
Ничьими зубами доселе не раненый,
Горы взрываю снарядами слов.

Из домны сердца страшною лентой

«Песнь о Собачестве» вам тащу.
В Богову пращу вправляю землю
И в даль времен со свистом пущу.

Подавится мир неразрубленным сердцем.

Я не погибну в зубах гильотин.
Громами затопаю по мостовой тысячелетий
С миром в котомке… – пророк… один…

Константин Большаков

Из цикла «Ангел смертельный»

«Еще и сердце будет биться…»

Еще и сердце будет биться.
Еще и жить опять захочется,
И с полки книги, как со страницы
Бесшумным шагом одиночество
Сойдет.
Но сумрак тихо ляжет,
Как тень у глаз.
Под шелестящим шагом экипажей
Вечерний умер час…
Но чем приветствовать? На землю
Ступив, на одиночество облокотилась,
Изнемогая, дышит ночь… И дремлют
И неба синий взор,
И синяя бескрылость.
Завесой падает в окно ночной простор,
Но чем приветствовать?.. И билось
И будет биться сердце. Вот
Его текучая и синяя, бескрылость
В объятиях сожмет,
И вот…
Приветствую… Над неподвижностью
Вдруг запахом листвы и шелестом поляны
Живое сердце жатвой выжмется
И вот, –
На бледности смертельной полотна –
Румянец разбегающейся раны.
И вот – она.

6. Х.1918 г.

«В ночную гладь пруда, в колодцы чьих то глаз…»

В ночную гладь пруда, в колодцы чьих то глаз,
И чьих то глаз и звезд мгновенных траекторий,
Как ангелом, и крылья, поднимая час,
Устали утопить его во взоре.

А губ, и глубже глаз, и обжигает шелк.

И трепетом колен, как стрел упругих, ноги…
Из чаши бытия… И не смолкая смолк,
И крыльев влажный шепот на пороге,

И он вошел. В окне дробились звезд

Миры расколотых надежд и упований,
И пролетающей порой кометы хвост
Из угля и огня ночную бездну ранил.

Не заглянул в глаза, но смех

Расплавил серебром, и на плечо положит руки
И знаю я, – бесстыдно белый снег
На город упадет покровом скуки.

Но и его, как путь мучительный часам

По тишине прокладывать, как по сугробам,
Опять их взмах, и тяжек свет глазам,
Как Лазарю, восставшему из гроба!

1919 г.

Ночь