– Э, слышь! Ф-ф-фь… – Кажется, мужик попытался свистнуть, но вместо этого обильно оросил седые усы свои слюнями. Коля, обернувшись, не смог сдержать легкой ухмылки: тот был так похож на моржа. – Ты че лыбишься? Зубы жмут?
– Извините, я о своем. – С этим опухшим алкашом парень справился бы без труда, но устраивать драку в чужом дворе не было никакого желания. А если еще соседи нажалуются хозяйке – проблем не оберешься.
Коля уже собирался было вернуться в подъезд, когда «морж» неожиданно ловко преодолел разделявшее их расстояние и вцепился ему в локоть.
– Слышь! – Вблизи от мужика несло застарелым потом и куревом. Скосив маленькие глазки на красный, в прожилках капилляров нос, он, выдержав паузу, спросил: – Ты здесь живешь?
– А тоби шо за беда? – От неожиданности Коля перешел на родной ростовский суржик.
– Бендеровец! Так это ты у Авдотьи теперь обитаешься?
– Ну, допустим, я.
– Ага-а-а! – злорадно выдохнул «морж», обдав Колю вонью гнилых зубов и перегара. – Так это ты, значит, наследничек! Наследный прынц, значит! Выискался! Внучек без ручек! А где ты был, наследничек, пока бабка твоя в матрас вгнивала, а? Месяц без малого лежала, шмон на весь двор, а эти только под квартирку засуетились, а? Да ты знаешь, как она мучилась перед смертью?! Выла в окно – и что мертвецы на нее смотрят, и что могильная плита на нее давит, а вы, пидарасы, хоть бы раз навестили!
– Ну и? – набычившись, спросил Коля. Он испытывал странное чувство вины за безразличие бабкиной родни, и от этого ему становилось не уютно. Беседу явно нужно было закруглять. В квартире еще конь не валялся, а он тут с алкашами рассусоливает.
– Ну и! Помянуть надо бы! Ты вот на похоронах был? Не видел я там тебя. Значит, не помянул ты Авдотью нашу. Ну-ка, давай!
Не пойми откуда в руке «моржа» появилась бутылка с оборванной этикеткой. Внутри плескалось что-то мутное с лимонными корками. Грязные пальцы ловко скрутили крышечку, и горлышко бутылки ткнулось Колe под нос.
– Давай, тебе первому, штрафную!
– Да иди ты на хер!
Совершенно инстинктивно Коля со всей своей молодецкой удалью оттолкнул мужика локтем, тот нелепо взмахнул руками. Сперва раздался звон, а затем «морж» покатился по земле прямо в разверстую посреди двора яму.
Врезавшись в какую-то арматуру, он остановился всего в полуметре от дышащей паром бездны.
– Щенок! Говна кусок! Да я тебя…
Дослушивать начавшуюся было тираду Коля не стал и нырнул поскорее в подъезд. Ключ, как назло, не желал входить в скважину целиком, застряв на полпути – ни туда ни сюда. Коля в панике дергал глупую железку в замке, а гневные крики все приближались:
– Ты, пидарасов сын, за все ответишь! Иди сюда, ублюдок, не посмотрю, что ты здоровый! Тебя отец старших уважать не научил, так я тебя научу…
Наконец в какой-то момент Коля все же поймал правильное положение ключа и влетел в квартиру, захлопнув за собой дверь. В ту же секунду крики «моржа» пропали, будто кто-то выключил звук. Это было даже удивительно: вот хриплый матерок звенит в ушах, а вот – исчезает, словно выдернули из розетки радио.
«Умели же раньше строить!» – подумал Коля, как вдруг спина его покрылась холодным потом. Голоса. Приглушенные мужские голоса раздавались из единственной комнаты.
– Могила не должна оставаться пустой! – грохотал кто-то. – Как пустая утроба ничтожна по сути, как пустая скорлупа бессмысленна до основания, так и могила не должна оставаться пустой, ибо жаждет себя наполнить. И взывает пустота к темным духам, бесам и теням… Как мертвая тела оболочка, привлекательна она для созданий диавольских…
– Но подождите же, отец Порфирий, но разве это грех: воздавать почести и посмертную славу безвременно… – прервал его чей-то вежливый смутно знакомый голос. Будто голос диктора…
Радио! Это всего лишь радио! Коля едва не расхохотался, осознав свою догадку. Вот оно как бывает – у страха глаза велики. Теперь ему было даже немного стыдно за себя и, в общем-то, жалко ни в чем не повинного «моржа», которого он едва не отправил в урбанистическое пекло.
Зайдя в комнату, Коля немного приглушил радио – уж больно буйствовал батюшка, рассуждая о могилах, – и окинул взглядом стены.
Из мебели в комнате осталась лишь широкая панцирная кровать. Лишенная матраса, из-за торчащих проволочных крючков она напоминала какое-нибудь гестаповское орудие пыток. Кладешь пленника, приковываешь наручниками к раме и давишь сапогом на живот, чтобы крючья поглубже впивались в мягкие ткани. А если не колется партизан – так утюг ему на живот или крысу в кастрюле. Тем не менее выносить кровать сегодня было уже поздновато, да и не хотелось по случайности вновь пересечься с «моржом». Приподняв один край на пробу, Коля охнул и схватился за спину: ложе покойной хозяйки, казалось, было отлито из чистого чугуна. Пожалуй, придется дождаться других ремонтников и избавляться от этого раритета коллективно.
Несмотря на то что, кроме кровати, в комнате ничего больше не было, помещение не стало просторнее. Наоборот, теперь увитые этими ободранными цветами обои будто бы вспучились и давили со всех сторон.