Из бездны

Коля помнил каждое слово, каждую интонацию и одинокий фонарь на краю дороги, ослепивший его лишь на краткую секунду.

«Не целуй мене, покуда зубы не почистишь!» Он тогда грубо сбил ее руку, когда Наташка потянулась к его лицу губами. До ее дома в Грушевке оставалось не больше двух километров, когда не свершившийся поцелуй, фонарь и неведомо кем брошенная на дорогу коряга все перевернули. Сначала опрокинулся мотоцикл, закрутив в воздухе лихое сальто, потом закувыркался вниз по склону дорожной насыпи и сам Коля. А следом, когда он, держась за бок, подошел к раскидавшей во все стороны руки и ноги Наташке и принялся ее тормошить, перевернулся и Колин мир. Девушка выглядела почти невредимой – пара царапин тут и там, но что-то в ее облике – то ли слетевшая кроссовка, то ли странный наклон головы – кричало, вопило на все лады, заставляя кожу парня покрываться мурашками: это больше не человек, но предмет. И, как всякий предмет, была она неподвижна и мертва.

Коля и сам не сразу заметил, что из раза в раз произносит жалким подвывающим басом:

– Прости меня! Будь ласка, прости меня!

Бесцельно обводя взглядом свою стремительно сужающуюся могилу, он наткнулся на кувалду.

– А шо, ежели…

Времени было мало. Помещение уже больше напоминало куб со стороной два метра, нежели когда-то роскошную, с высокими потолками, комнату дореволюционной планировки. Действовать требовалось быстро. Стена с пятном – несущая, через нее не пробьешься, то же самое с внешней стеной дома. Остается только одна – благо с ней Коля работать уже начал.

– Не боись, Тамар Васильна, – подбодрил он сам себя, – ща выполним мы твой заказ!

Взяв размах пошире, Коля не рассчитал и саданул в соседнюю стену – прямо в центр гнилостного пятна. Штукатурка осыпалась единым куском, разбилась. Вывалилось несколько кирпичей, повисли обои, и стена обнажила свое неприглядное нутро. Тут же каменный мешок, в котором парень оказался заперт, наполнился застоявшимся удушливым смрадом разложения. Сплюснутые, плоские, втиснутые друг в друга, из стены торчали трупы трех человек. Коренастые, чернявые, в трениках и шлепанцах, растекающиеся трупной эмфиземой и вгнивающие друг в друга. Запавшие глаза, вывалившиеся языки, плоские, неправильной формы черепа. Стиснутые в единый комок, они злорадно скалились, сломанные кости торчали острыми осколками наружу.

– Не-не-не! Ну, нет! Ни за что! – завопил Коля и принялся изо всех данных ему матушкой-природой сил долбить злосчастную стену.

Зубы-кирпичи, подступавшие со всех сторон, удостаивались отмеренных ловких ударов, но главным образом парень сосредоточился на трещине, что разделяла слова «Красный» и «скотовод». Рассыпались в труху дешевые оранжевые кирпичи. Лезла в лицо неизвестно откуда взявшаяся солома, своим пыльным запахом заглушая вонь разложения. Гремела кувалда, разбивая бред, льющийся из вмурованного в стену радио на ровные кирпичики слов:

– …украденный труп вьетнамского…

Удар!

– …героя войны Нгуена Тхай Дао…

Удар!

– …скрывала у себя…

Удар!

– …его ленинградская любовница.

Удар!

– …Воистину – и жизнь…

Удар!

– …и смерть во…

Удар!

– …грехе. Пока могила…

Удар!

– …героя на родине…

Удар!

– …пустовала, развратная девица…

Удар!

– …«хоронила» Нгуена в себе…

Удар!

– …ежедневно, покуда тот…

Удар!

– …не разложился окончательно…

Удар!

Левая рука у Коли отнялась. Нос и рот были набиты строительной пылью, в глаза словно песка насыпали. Места для размаха больше не хватало. Из последних сил парень методично долбил упрямый темный кирпич, ухватившись за кувалду у самого наконечника. Согнутый в три погибели, стиснутый со всех сторон наступающими стенами, он настойчиво пробивал себе путь к свободе.

– А вот вы слышали про невского сома-людоеда! Говорят, раньше он был человеком – в блокаду детей к себе заманивал, накормить обещал, а сам поедал их. Говорят, когда за ним чекисты пришли, он в Неву сбросился… Но не погиб, а переродился…

Вот груда кирпичей наконец покинула насиженное место и медленно, нехотя, грохнулась на пол, отдавив Коле большой палец и, вероятнее всего, раздробив его, но парень уже не мог кричать: от окна осталась лишь узкая щель, ни кислорода, ни света не хватало.

Там, за кирпичами, мелькнул слабый, еле заметный блик. Коля прильнул к нему всем лицом, надеясь увидеть по ту сторону проделанной щели кухню, но… Блик исчез. Парень прижимался лицом к чему-то гладкому и твердому. Какой-то неизвестный материал приятно холодил разгоряченное лицо. Сейчас он немного отдохнет и продолжит. Радио же не отдыхало, болтая без умолку:

– …выходит, что согрешил один, а страдают многие?

– Ибо сказал Господь: «Строящий дом свой на чужие деньги – то же, что собирающий камни для своей могилы». Такая гнусь, вор и взяточник, не просто себе яму роет, но и другим грешникам путь прокладывает!

Коля почувствовал, как что-то влажное коснулось его спины и прилипло к ней. Каким-то шестым чувством он понял, что это лицо одного из покойников, но сил пошевелиться не нашел. Вдобавок потолок пребольно давил на макушку.