Из бездны с любовью

– Может быть, дети… Не будет детей, не будет людей. Может, есть особенно важные дети… Возможно, ты сам был таким ребенком… Или я… Знаешь, я не любила свой город, он мне был чужим, а теперь все время думаю о нем. Он был похож на остров в океане. Там пахло лесом и водой…

Она наклонилась к нему, и он ощутил чуть горьковатый легкий запах травы. Так пахнет речной камыш.

– Ты похожа на птицу… птицу на берегу реки…

– Не знаю, кто я. Иногда я себя боюсь.

– А мне иногда кажется, что ты моя сестра… одна, как и я, во всей этой черной бездне…

Он почти коснулся ее губ, но она быстро отстранилась и высвободила руки.

– Осторожнее, брат. Древние были правы… нельзя оставаться наедине с чужой женой.

– Ты больше никому не жена.

Глаза ее потухли, лицо стало холодным, надменным.

– Гражданин капитан, мы отвлеклись от темы. У вас еще есть вопросы?

Он вспыхнул и, уже не понимая, что делает, злобно стиснул ее колени. Распахнулась дверь, и вкатился главврач. Павел сразу отпустил Лизу, но по лучезарной ухмылке толстяка понял, что тот все заметил.

– Приятно видеть вас, уважаемый Павел Сергеич! Какие из наших маньяков вам понадобились?

Лугин встал и, не отвечая, вышел из кабинета.

– Что сие значило, дитя мое?

Лиза засмеялась:

– Осеннее обострение. Массовое помешательство в нашем городе. А может, и во всем мире. Давайте по этому поводу выпьем чаю, Альфред Степанович? Вот жена пациента коробку мармелада принесла.

– Только моей супруге о мармеладе ни-ни…

– Заметано.

Глава 52. Родители

Отец и мать стояли у окна, держась за руки. Луна светила им в спину, лиц было не разглядеть, но Лиза узнала их по очертаниям опущенных плеч и склоненных голов.

– Мамочка! Папа! Как вы меня нашли?

Мать кашлянула, ничего не ответила. Отец поднял голову. Голубовато блеснули круглые очки.

– Яблоню в саду некому полить. Пора тебе вернуться домой.

– Возьмите меня с собой, папа! Я испеку вам пирог с яблоками…

– Туда, где мы, тебе пока рано, дочка.

Морозом повеяло от окна. Стон и вздох пролетели по комнате.

– Вы на звезде Алмазке? Там холодно и страшно?

– Не спрашивай, дочка. Лучше вернись домой…

– Папа, я очень хочу домой… В нашу бедную квартирку, где пахнет твоими папиросами и маминым черемуховым пирогом…

– Не плачь, я люблю тебя, моя девочка.

– Почему ты никогда не говорил мне этого, папа?

– Я просто сильно уставал на работе…

– Почему ты всегда приходил домой усталый и грязный? Почему не учился, чтобы заработать много денег, как все хорошие отцы?

– Я не умел, моя девочка. Не догадался…

– Папа, почему ты не заботился о своем здоровье? Зачем курил по две пачки в день твои самодельные папиросы?

– Я берег деньги для тебя, моя девочка.

– Всю жизнь ты и мама тяжело работали, а платили вам гроши… Зачем вы делали оружие? Ведь из него убивали людей…

– Чтобы защитить тебя, дочка.

– Никто не угрожает мне, папа.

– Когда у нас закончатся патроны, тогда увидишь, дочка.

– Папа, почему ты умер? Как ты мог оставить меня?!

– Не знаю, доченька. Не знаю… Я не хотел… Прости меня…

Тихо заговорила мать. Родной, забытый голос.

– Мы видели дом твоего мужа, Лизонька. Он красивый. Там висит наша лампа, я узнала ее. И на столике лежат отцовские часы…

– Мамочка, прости меня! Я ушла оттуда и забыла взять их! – Слезы душили Лизу, она и не знала, что во сне можно плакать. – И твой шарфик сиреневый… Я заберу их, я попрошу его отдать…

Она протянула руки, стараясь дотронуться до родителей, но зазвонил телефон, и она открыла глаза. Звонил Марк.

Глава 53. Конец и начало

Западный ветер принес в город холодный туман с моря и сиреневые дождевые облака. Дождь шел не переставая, влага заполнила все пространство улиц, зонтики не помогали. Прохожие плыли в сырой мгле, наталкиваясь друг на друга. К исходу третьего дня осени тучи рассеялись, горячее, почти летнее, солнце осветило и согрело город, высушило крыши, огромные лужи на серых тротуарах засверкали, как зеркала.

Марк с сыном возвращались домой из театра вдоль канала пешком. Шурка все больше поправлялся и начал понемногу разговаривать со знакомыми людьми. Марк брал его в театр с собой. Шурка сидел в зале рядом с отцом, внимательно следя за спектаклем, иногда засыпая и роняя набок стриженую голову на тонкой шее, но встряхивался и снова таращил глаза на сцену. Все старались обласкать и подбодрить его, актрисы обнимали и набивали его карманы сладостями, актеры подмигивали и улыбались ему, давали подержать бутафорские шпаги и пики.