Из боя в бой

Гюльдаста села сзади, между Теймуром и Скворцовым, а Бабаев поместился рядом с шофером.

Машина направилась вниз, к центру города. Наконец, сбавив скорость, въехала в больничный двор, окруженный трехэтажными корпусами.

Гюльдаста ни о чем не спрашивала. Она двигалась, как стрелка, послушная магниту. Никто не обронил ни слова по пути к внутреннему входу. Было что-то зловещее в молчании спутников. Гюльдасте стало не по себе. Она невольно замедлила шаг и никто не поторопил ее.

Бабаев открыл низкую дверь. Спустившись на полэтажа, они оказались в просторном чистом помещении; от кафельных стен, пола, выложенного каменными плитами, веяло холодом. Из единственного оконца сочился слабый свет, от которого поблескивал высокий прозекторский стол. Сначала Гюльдасте показалось, что он пуст. Но потом, заметив две обнаженные смуглые ноги, она содрогнулась, попятилась. Слегка подтолкнув ее в спину, Бабаев приподнял простыню. Несколько секунд было совсем тихо. И вдруг раздался нечеловеческий вопль. Сжав лицо ладонями, Гюльдаста пятилась к стене.

Скворцов и Бабаев снова подвели ее к трупу.

Гюльдаста, вырываясь, забилась в их руках, но вскоре ослабла, перестала сопротивляться. Покорно подошла к столу, уставилась на труп потухшими, немигающими глазами и вдруг упала со стоном на мертвое тело. Заплакала горько, навзрыд, и так же неожиданно умолкла. Выпрямилась, провела рукой по темным, слипшимся на лбу волосам Сеймура, спросила хриплым шепотом:

- Кто его?

Не получив ответа, Гюльдаста обернулась к Теймуру.

- Кто ст'гелял в него?

Теймур отвернулся. Ответил ей Скворцов:

- Ясное дело, не мы. Если бы мы хотели арестовать его... это можно было сделать в любую минуту. Его убили ваши, возле дома Теймура Аббасовича.

- За что?

- За то, что он, - Скворцов покосился в сторону Сеймура, - за то, что он хотел порвать с вашей бандой. Кто-то после провала в магазине пронюхал об этом. И решил, что выдал Сеймур.

Гюльдаста снова приблизилась к трупу, припала на мгновение к неподвижному лицу и решительно направилась к двери.

- Пошли!

В прежнем порядке заняли они места в машине. Газик выехал в город.

Гюльдаста не знала названия улицы, которую они искали, но время от времени подсказывала:

- Здесь нап'гаво... Тепе'гь налево... П'гямо...

На улицах было многолюдно. Баку меняется в зависимости от времени суток.

Утром - дети спешат в школы, взрослые - на работу. На остановках автобусов, троллейбусов и такси толпы ожидающих, по проспектам деловито спешат прохожие. Ритм движения убыстряется, нарастает. И вдруг поток на улицах схлынет, отдохнут перекрестки от толчеи и спешки. Свободней пройдется морской ветерок, задорно-похлопает форточками в опустевших домах, тронет уголки афиш, вырвет газету из рук зазевавшегося прохожего и пойдет куралесить. Но наступит час, когда к бульвару двинется самый почитаемый транспорт - коляски с младенцами; голубые, розовые, белые коляски, подталкиваемые седовласыми бабками и дедами. Смотришь - постовой командует "стоп" веренице машин: гуськом, держась за хвостики фартучков, тянется к зеленым клумбам цепочка дошколят.

В полдень снова шумно. По улицам бродят вкусные запахи свежих пирожков и сосисок. Возле ресторанов витает шашлычный дух. Люди выходят на перерыв, гуляют, спешат в магазины и почтовые отделения. Чуть, позже на перерыв выходят продавщицы, их можно узнать по форменным, элегантным халатикам. Активизируется армия мороженщиков.

В конце рабочего дня снова заполняются улицы шумливыми потоками, хлынувшими с заводов, промыслов, строек.

Именно в такой час машина, в которой ехали Теймур и его спутники, поднималась по проспекту Кирова. У кинотеатра Низами бурлили очереди.

Задумчиво смотрела в окно Гюльдаста; сейчас в ее лице не было ничего, кроме смертельной усталости. И Скворцов подумал о том, что еще час назад невольно любовался изменчивым блеском ее огромных черных глаз. Сейчас рядом сидела утомленная, подавленная горем женщина. Непонимающе, растерянно смотрела она на бегущие мимо улицы, где закипала настоящая жизнь, где шли, спорили, смеялись люди, которым не надо было оглядываться, лгать, ловчить, преодолевать чувство постоянного страха.

Газик свернул к ипподрому и прибавил скорости.

- Налево! - предупредила Гюльдаста и спросила Скворцова, кивнув на шофера: - У этого паг'ня есть о'гужие?

- Должно быть...- усмехнулся Скворцов.

- Стоп! - тихо приказала Гюльдаста. - Пусть этот па'гень следит вон за теми пятью окнами.

- Он тут живет? - спросил Скворцов.

Гюльдаста кивнула.

Позвонили. Никто не подошел к дверям, не откликнулся. Еще звонок. Опять ни звука в ответ. Постучали - безрезультатно.

- Давай ломать! - решил Скворцов.

Через несколько минут, не выдержав напора трех мужчин, дверь распахнулась настежь. Странный ералаш открылся глазам вошедших; как будто квартиру только что покинули беженцы, спасавшиеся от стихийного бедствия. Последняя комната была побольше остальных. Здесь всюду, на стульях, подоконниках, на столе валялись одежда, туфли, разбитое стекло, пух и перья из разорванной подушки, обрывки бумаг.

- Где же он? - обернулся Скворцов к Гюльдасте.