Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы

Я застал художника за работой. Он писал этюд к большому полотну. Картина, судя по всему, должна была явиться новым вызовом художника продажным критикам, лицемерно оплакивающим его переход от «чистого искусства» к полнокровному реализму и от эстетических композиций к общественной теме. Фужерон решил создать картину — памятник рабочему Улье, павшему смертью храбрых в борьбе за мир.

Отложив кисти в сторону, художник начал показывать мне свои последние работы. Их было много. Тут и целая серия превосходно написанных натюрмортов, и яркие характерные портреты, и острые политические рисунки. Здесь же в студии находилась его картина «Парижанки на рынке», наделавшая столько шума в Осеннем салоне, — на нее, конечно, не нашлось покупателя.

Фужерон начинает рассказывать о том, что сам именует переворотом в своем творчестве. Он говорит быстро, отрывисто, немного нервно — ведь речь идет о деле всей его жизни:

— Когда критики хотят меня уязвить, они пишут: «Фужерон — плебей, он сын каменщика и уборщицы». А! Им не понять, что для меня такое заявление — похвала. Да, я вышел из рабочей семьи и сам работал слесарем на заводе Рено. Рисовал с детства. Два года копил сантимы, чтобы купить масляные краски. Потом вечерняя школа, случайные заказы: рисунки для кружевниц, рос пись декораций в балагане. Никакой серьезной учебы, простое подражание Пикассо, Матиссу, Леже — и вдруг большой успех, слава, реклама…

Фужерон на мгновение умолкает, потом взволнованно говорит:

— Конечно, это приятпо. Признание критики всегда радует художника. Но я часто спрашивал себя: почему простые люди остаются равнодушными при виде моих картин? Коллеги мне говорили: «Они не доросли до понимания искусства». Такое объяснение меня не успокаивало. Я завидовал моему другу Арагону: его книги нашли путь к простому человеку. По новая живопись должна быть не менее доступной простым людям, чем поэзия! И я опять спрашивал себя: не сбились ли мы, художники, с правильного пути, занявшись всецело экспериментами с цветом, игрой форм и конструкций, отвлеченной архитектоникой, отбросив реальность? К чему все это поведет? Не лучше ли вернуться к природе? Не лучше ли продвигаться к той позиции, которая у вас, в Советском Союзе, называется «социалистический реализм»? Недавно я побывал в Москве. Ходил по музеям, выставкам. Я покривил бы душой, если бы сказал, что безоговорочно приемлю все, что там увидел, — многие мои советские коллеги грешат натурализмом, им не хватает умения оторваться от натуры, осмыслить окружающий мир и создать обобщающее, типизированное произведение, а ведь суть настоящего искусства именно в этом! Но при всем при том я вижу, что у вас, и только у вас, искусство выполняет свою основную миссию — оно помогает человеку жить и бороться за свои идеалы, окрыляет его, придает ему силы и уверенность. И люди платят художникам своей глубокой заинтересованностью…

Фужерон на минуту умолк. Он встал с табурета, прошелся по мастерской, остановился у картины «Парижанки на рынке», вызвавшей такую бурю в Осеннем салоне.

— Нет, с этого пути я теперь не сойду, — решительно говорит он. — Конечно, мне было нелегко, когда вся критика, которая до этого столь милостиво относилась ко мне, вдруг ринулась на меня в атаку. Ну что ж, у коммуниста должны быть крепкие нервы. На то он и коммунист, чтобы сражаться за то, во что он верит!

Да, борьба продолжается и сейчас. Теперь она приняла лишь более сложные формы. Когда шла война, все было всем ясно: чтобы освободить Францию, надо бить оккупантов. Теперь Франция снова скована, но это не железные, а золотые цепи. Цепи с американским клеймом. В Париж зачастили, как на ярмарку, торгаши всех видов. Одни скупают ученых, другие — писателей. В прошлом году сюда, например, явился посланец от провинциального американского миллионера из Канзас — Сити некоего Джойса Галла, нажившего состояние на торговле рождественскими и новогодними открытками: коммивояжер приехал с поручением купить парижских художников.

Мистер Галл слыхал, что парижские художники обладают бойкой кистью. Почему бы их не приспособить к фабрикации открыток? И вот состоящая в услужении у американцев французская пресса подняла непомерный шум: потрясающий акт благотворительности! Поразительная забота о французских художниках! Самая большая в мире фирма по производству цветных открыток «Гэлл-марк» устраивает конкурс на лучшую картину! Тема — «Рождество», приз — десять миллионов франков!..

«Мистер Д. Галл, — писала газета «Ар», — как бы желает отблагодарить художников всего мира, которые дали ему возможность развить свое дело в таких грандиозных размерах. Его задача — помочь артистам материально…»

Фужерон брезгливо отбрасывает газету, цитату из которой он только что прочел, и говорит: