Из бутика с любовью

Она купила розовые мокасины и еще темно-коричневые. Хотела еще черные, но удержалась, хотя они были очень хорошенькими.

«А чего, собственно, я смущаюсь, – снова решила Анастасия, – куплю-ка я еще и черные».

Она взяла в руки пакеты, и тут урчание в желудке достигло критических пределов, а мороженое поползло вверх. Анастасия сцепила зубы и усилием воли затолкала его обратно. Потом мороженое сделало новый рывок, но Анастасия снова его победила. Так шла она по торговому центру, страдая от тошноты, с трудом волоча отекшие и стертые ноги в новых мокасинах, которые, конечно, облегчили ее страдания, но не кардинально, и несла в руке пакеты с бижутерией и обувью, в том числе со своими шпильками.

Евгения Витальевна позвонила куда надо, кому надо, надавила на нужные кнопки – благо Марина и Дима согласились ей не мешать, намекнула на суровые налоговые проверки, задействовала друзей из прокуратуры и вскоре уже сидела напротив Петра Иванова.

Он был трезв, зол и подавлен. Евгения Витальевна закинула одну стройную ногу на другую.

– Здравствуйте, – сказала она.

Правая бровь Петра Петровича слегка изогнулась. Евгения Витальевна посмотрела на его толстую шею, широкие запястья, свободную, но уверенную позу и решила, что давно она не видела мужчины, который нравился бы ей больше.

– Я все о вас знаю, – сообщила Евгения Витальевна, – блестящий финансист, которого подкосила смерть подруги, утонувшей во время шторма, пьянство, увольнение, дно, потом борьба с алкоголизмом и попытка устроиться на работу – хотя бы преподавателем на семинары. Чтобы хотя бы условно работать по специальности... сейчас вас в кое-чем подозревают. Я могу вам помочь.

Петр поднял голову.

– Вас выпустят из тюрьмы. Не через несколько дней, недели или месяцев, а прямо сегодня. У вас будет работа в налоговой инспекции. Под моим началом, разумеется. У вас все будет замечательно. Также я могу оплатить вам психолога, который помог бы пережить вам потерю любимой.

Несколько секунд Иванов обдумывал предложение.

– А взамен что? – спросил Петр. – Если надо кого-то убить, то я против.

– Взамен вы будете моим мужем, – сказала Евгения Витальевна.

Петр посмотрел на нее ошарашенно.

– Вы пытаетесь меня купить, – уточнил Петр, и на губах у него впервые появилось что-то вроде улыбки, – покупать – это мужская прерогатива. Это мне приходилось. Продаваться – нет.

– То есть это отказ?

Петр сделал паузу.

– Нет, не отказ, – сказал он. – Но мне интересны ваши мотивы. Вы ведь красивая молодая женщина.

– Не могу найти достойного, – ответила она.

– А мужчина, который готов продаться за свободу, кусок хлеба и раскладушку, вам нужен? Он – достоин?

– Если я решила, что никогда не найду кого-то идеального, то да. Сойдет.

Петр откинулся на стуле. Он явно наслаждался беседой.

– Я согласен, – сказал он.

На лице Евгении Витальевны появилось плохо скрытое разочарование.

– Потому что вы мне нравитесь, – добавил он.

Разочарование стало более явным.

– Я должен был сопротивляться? – спросил Петр. – Ломаться? Ставить условия? Набивать себе цену? Я не мог просто согласиться?

– Могли, – сказала Евгения Витальевна, – но не надо было говорить, что я вам нравлюсь. Это перебор. Мне даже стало интересно, в какой это момент я начала вам нравиться.

– Не надо начинать отношения с недоверия, – произнес он и потянулся, хрустнув суставами. – Если я говорю, что вы мне нравитесь, значит, так оно и есть. Иначе я не стал бы соглашаться, а пошел бы работать... грузчиком, например.

– Ладно, верю, – пожала плечами Евгения. – «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад».

– Я уже согласился, этого недостаточно?

– Вполне достаточно.

Вероника умывалась. С ее лица текли потоки краски, они смешивались, разноцветные капли капали на умывальник, и казалось, что здесь только что мыли набор акварели, побывавший в детских руках. Косметика была стойкой, поэтому Веронике приходилось тереть физиономию то мылом, то пенками, пока наконец она не смыла черные круги от водостойкой туши.

– И что? – громко спросила она себя.

Плоское, бледное, жирное личико. Маленькие заплывшие глазки.

«Не то, что у той вот... Киры... с семинара, огромные глазищи», – подумала Вероника.

Белая кожа, давным-давно не видевшая не только солнца, но и белого света вообще. Коротенькие и почти бесцветные ресницы, светло-розовые губы. Узнать Веронику без косметики почти невозможно. Сама Вероника смотрела на себя как на совершенно незнакомую женщину, которая почему-то забрела к ней в ванную. Зрелище казалось отвратительным, и она открыла огромную, размером с чемодан, косметичку. Встреча с собой лицом к лицу ощущалась очень неприятно, как будто Вероника была голой в людном месте. Она снова начала краситься, накладывая крем на лицо слой за слоем. В этот момент в двери кто-то позвонил. Вероника заметалась, схватила тушь, потом помаду, звонок продолжался и был настойчивым, она бросила тушь и помаду в умывальник и пошла к входной двери, надеясь, что это вернулся ее случайный знакомый.

Это действительно был он.