Из чего созданы сны

— И поэтому Иванов сейчас мертв, — проговорил комиссар и меланхолично посмотрел в окно, по темному стеклу которого, словно слезы, стекали сверкающие дождевые капли.

ВЕРСТКА

1

— Бон суар, месье, — произнес старший кельнер по этажу Жюль Кассен. Он постучал, и я открыл дверь люкса. В руках он держал серебряный поднос, на котором стояли две бутылки содовой, серебряный термос с кубиками льда, бутылка «Чивас» и стаканы.

— Добрый вечер, господин Жюль, — поздоровался я, пропуская его. В салоне горели торшеры и бра. Радио в маленькой тумбочке как раз передавало из бара музыкальную тему из фильма «Апартаменты». Я вернулся в «Метрополь» полчаса назад. Сейчас было 20 часов 20 минут.

— Ну? — спросил я.

— Как здоровье молодой дамы? Все в порядке? — поинтересовался Жюль.

— Все нормально. Переодевается к ужину. Я ее уговорил.

Сам я тоже переоделся, когда пришел, проделав это в ванной. Теперь на мне был темно-синий костюм, белая рубашка и узкая бабочка в красно-синюю полоску.

— Как хорошо, — заметил Жюль. — А как ее настроение?

— Получше. — Так оно и было на самом деле. Ирина встретила меня спокойно, даже с улыбкой. Ее истерика, похоже, прошла. Чтобы избежать дальнейших сцен, я соврал ей и сказал, что мы с Берти еще не нашли Билку, а всего лишь напали на его след, по которому сейчас идет Берти, поэтому его и нет. Он приедет попозже. Потом мне все равно придется сказать Ирине правду. Но позже, не сейчас. Я устал. Смерть Иванова и мои усилия доставить Эдит в целости и сохранности домой и обратно в больницу стоили мне изрядного нервного напряжения. «Это скоро пройдет, нужно только выпить», — сказал я себе. Я сделал крепкий коктейль для себя и второй, послабее, для Ирины.

— В холле уже работает ночная смена. Портье Хайнце сменил портье Ханслика, — рассказывал Жюль. — Я разговаривал по телефону с месье Энгельгардтом, там, в «Клубе 88». Он позвонил и попросил позвать меня.

— Во сколько?

— В 19.45, месье.

— Но ведь самолет должен был уже взлететь в 19.40!

— Небольшая задержка, на четверть часа. Сейчас они уже в воздухе. Месье Энгельгардт сказал, что все идет по плану. Билка с подругой и Михельсен и еще семь человек выехали в двух машинах с Ниндорфер-штрассе. Он их хорошо рассмотрел, Билку и девушку. Михельсена узнал по описаниям жителей Эппендорфер Баум. У ворот были включены прожектора. Он за ними поехал в аэропорт. Забрал свои билеты. Глаз не спускал с компании. Все были очень спокойны и — как это? — не дозрительны?

— Подозрительны.

— Не подозрительны, точно, месье. Ваш друг, он потом посмотрел список пассажиров в окошечке, придумал какую-то отговорку, вы понимаете. Билка летит под чужим именем. Все остальные наверняка тоже. Фальшивые документы. Мелочь для американцев. Что с вами?

— Жарко здесь, — сказал я, теребя воротник рубашки. В салоне действительно было очень тепло, но, помимо этого, я опять страшно разволновался.

— О, тогда я открываю окно, щелку.

— Да, пожалуйста, — произнес я.

Жюль исчез за уже задвинутыми тяжелыми портьерами из синей камки и открыл одно из французских окон, выходящих в парк. Я услышал шум дождя, а также треск и скрип деревьев на ветру.

Он появился вновь.

— Еще я разговаривал с месье Зеерозе.

Я вздрогнул. Зеерозе? Он что, уже снова был во Франкфурте? Я прикинул время. Реально. Но тогда он оставался у американцев не больше получаса! Что же обсуждалось в эти полчаса? Что-то настолько срочное, что наш директор прилетел сюда… Но что? Неизвестно. Берти явно ничего не сказал Жюлю об отъезде Зеерозе из дома на Ниндорфер-штрассе, 333, так что я ничего не сообщил и о его прибытии. Я только произнес:

— И?

— И месье Зеерозе очень доволен. Он в редакции. У вашего издателя. Они сидят там и ждут, что произойдет дальше. Все издательство ждет.

Это действительно было так. Прежде чем зайти в отель, я тоже звонил из «Клуба 88» во Франкфурт. Хэму. Бар был полон, инструментальное трио тихо играло «Evergreens»,[97] все было очень пристойно. Я рассказал Хэму о том, что произошло со времени моего последнего звонка. Он сказал:

— Мы живем в век патентов, делаем открытия, чтобы убивать тела и спасать души, и распространяем их с самыми благородными намерениями.

— Это абсолютно точно, Хэм.

— Это не я сказал. Кое-кто до меня в прошлом веке.

— Кто?

— Лорд Байрон, — ответил Хэм. — Кстати, я узнал: Зеерозе сегодня после обеда не было в издательстве. Он только недавно вернулся.

— Что бы это значило?

— Я тоже не знаю. Пока все, вроде, чисто. Он и вправду старый друг американцев, это я и раньше знал. Сейчас сидит наверху с Херфордом и Мамой. Мы с Лестером тоже обязаны здесь торчать. Пока не узнаем, что Берти с Билкой и остальными вылетел из Хельсинки в Нью-Йорк, хотя бы до этих пор, сказал Херфорд. Он от восторга невменяем…

Я вышел из маленького бара на дождь и, перейдя на другую сторону, отправился в «Метрополь». И вот я стоял, переодетый, в салоне своего номера, а потом понес второй стакан виски в спальню. Я открыл дверь, Ирина вскрикнула. Она стояла полуголая перед большим зеркалом, прижав к груди новый халат.