Из чего созданы сны

— Да, — отозвался он. — Такие вещи из моих уст. Полагаю, это связано с возрастом. Двадцать лет назад я тоже еще так не думал. Церкви отмирают, это уже неотвратимо после всего, что они натворили, Вальтер. В следующем году американцы хотят отправить человека на Луну. И значит, Папа римский будет смотреть на Луну в телескоп и молиться за астронавтов. Это же конец всему, друг мой! — Я бросил еще монетку. В зале опять было тихо. — Это будет уловлено мозгом какого-то существа где-нибудь на звезде в Млечном пути, то есть таким мозгом, который улавливает все в миллиарды раз тоньше, чем наш, когда американцы действительно высадятся на Луне и если все пройдет успешно, и это перед лицом бесконечной Вселенной будет иметь не большее значение, чем… ну, чем, например, гол Мюллера в матче против Албании сегодня после обеда. Не большее! То, что мы делаем, что происходит на этой земле, всего лишь ничтожно, мелочно и глупо для такого мозга, какой я могу себе представить… и, возможно для мозгов шизофреников! Кто знает, может, их мозги воспринимают бытие таким, каким оно является на самом деле? По крайней мере, мы — нет.

— Вы полагаете, что в доме на Эппендорфер Баум действительно сидит поляк, да еще и француз с астмой, а среди друзей фройляйн Луизы есть мертвый француз-астматик и поляк, и что это что угодно, но не случайное совпадение?

— Именно так я считаю, Вальтер, — ответил Хэм. Снова засветилась надпись. Я поспешно бросил монету. — Помни об этом всегда. Не слишком полагайся только на свой мозг. Учитывай, что возможно и то, о чем я тебе сейчас рассказывал. Ты знаешь, что я в церковь не хожу. Но тебе известна также моя точка зрения, что человечество не выработало ничего действительно положительного и действительно великого, кроме религий. Все равно каких. Я это все больше осознаю. И они потому такие великие, что от материализма и рационализма, захвативших этот мир и позволяющих нам понять только самые примитивные вещи, уводят нас прочь, уводят вверх, ввысь, Вальтер, может быть, к тем существам с поистине чудесными мозгами.

— Такими, какой, возможно, у фройляйн Луизы, — продолжил я его мысль.

— Да, — задумчиво сказал Хэм, — какой, возможно, у фройляйн Луизы. Это просто-таки преступные измышления газетчика, который настраивает тебя на большую сенсацию, но я ощущал мучительную потребность все это тебе рассказать. Надеюсь, ты меня понимаешь, так ведь?

— Да, Хэм, — ответил я. — Я всегда буду об этом помнить.

— Но только ничего не выдумывай! — воскликнул он торопливо. — Постарайся меня правильно понять! Конечно, твоя фройляйн Луиза — во всяком случае, в этом мире — совершенно очевидно душевнобольная. Конечно, с помощью своего мозга ты напишешь для других мозгов на этой планете, таких, как у тебя и у меня. И конечно, истории не получилось бы, если бы ты не изобразил свою фройляйн шизофреничкой, а ее переживания не описал как переживания больной шизофренией, как зрительные галлюцинации и так далее… Но я хотел бы, чтобы ты немного поколебал нашу самодовольную уверенность, что мы всегда и всюду можем различать безумие и реальность, чтобы некоторые люди задумались. Ты меня понимаешь?

— Да, понимаю, Хэм. Пока. До скорого.

Я отпил большой глоток из фляжки, сунул ее в карман и вышел из зала. В здании вокзала были страшные сквозняки. «Бедные пьяницы на скамейках, они все обязательно заболеют, — думал я. — Или уже заболели». Потом я подумал о мозге фройляйн Луизы. Я подошел к своей машине на большой автостоянке, в это время совершенно пустой, и велел Берти вылезать со всеми пленками. Он сложил их в один из конвертов с прокладками, которые мы всегда использовали, и выбрался из «Ламборджини». Ирина смотрела на меня со страхом.

— Я только посажу Берти в такси, — сказал я, — и сразу вернусь.

Я не хотел, чтобы она еще больше разволновалась от того, что я собирался сказать Берти о его задании. В конце концов, у меня еще не было договора с Ириной. Мы с трудом двигались навстречу урагану к единственному такси на краю автостоянки. При этом я кричал Берти в уши все, что ему нужно было знать.

— Как только все сделаешь, сразу приезжай на Эппендорфер Баум, 187. Мы ждем тебя там! — проорал я.

— Договорились, мой милый! — с улыбкой проорал Берти в ответ и сел в такси. Я еще слышал, как он назвал шоферу адрес — аэропорт, потом захлопнул дверь, и машина тронулась. Не успел я повернуться, как услышал слабый из-за ветра крик Ирины: «Господин Роланд!»

Я резко обернулся и остолбенел.

За рулем «ламборджини» я увидел мужчину. Фары загорелись, машина пошла задним ходом на разворот. Я помчался изо всех сил. Я почти летел, потому что теперь ураган дул мне в спину. «Ламборджини» описал большую дугу, потом водитель переключил скорость, и машина поехала на меня. Я подбежал к ней.

— Господин Роланд! Господин Роланд! Помогите! Помогите! — кричала Ирина.