Из Чикаго

А мы у себя, в Латвии, не такие социальные. Потому что нас немного. И у нас мало общих историй: сколько мы их можем произвести? Кроме того, если бы мы все же стали рассказывать какие-то свои истории, то зачем и кому? Нам это не надо, эти истории и так известны, а если для России (раз уж мы русские), то кто в России понял бы, о чем это? И наоборот: по правде, их нарративы нам вполне чужие. Понять-то можем: их представления о жизни более распространены, растиражированы; но чтобы сопереживать — вряд ли.

Да, как латвийские русские мы делим с российскими язык, крупную часть культуры, в каком-то смысле даже историю — не всю, конечно, и, разумеется, в том, что касается событий, а не их интерпретации. Но мы не используем эту их умственную карту реальности. Ни mind map, ни mindset. К тому же у нас foggy, fuzzy, unstable identification. Мы, даже при желании, не можем сразу рассказать историю, нам сначала придется описать свои обстоятельства. Разумеется, это склоняет работать именно с descriptions. Мы в быту к этому приучаемся — а иначе никто не поймет.

Это и есть самое простое пояснение разницы между прозой в варианте descriptions и нарративной. Хотя все на свете в каком-то смысле нарратив; ладно, пусть будет между descriptions и story-telling. Но русские латвийцы физиологически не одиноки, есть и другое место, где сейчас ведут себя так же, — в arts. Разумеется, этот вариант интереснее.

Светский центр

Но — ups — я оказался в точке, где мысли о литературе следовало приостановить. Впереди были мост, река, башня «Чикаго трибьюн» и небоскребы со всех сторон. В том числе и Трамп-тауэр, почти что реплика Уиллиса: с похожими уступами, но сглаженная по ребрам и не из черного, а светлого стекла. Тут река, мост, улицы — пустой пятачок, так что небоскребы обступали его со всех сторон, были все сразу и очень хороши. А перед «Чикаго трибьюн» стояла громадная Мэрилин Монро, которую уже видел накануне. Метров в десять — из того фильма, где она на решетке метро в Нью-Йорке. Тот самый светский центр города. Небольшой, да. Вообще, Монро тут не выбивалась из стиля: на мосту стояли небольшие башенки, украшенные барельефами. Один из них выпукло представлял даму, ничем не хуже Мэрилин, но в отличие от прихлопывающей юбку Монро эта гордо расправила верхнюю часть тела, а правую ногу эффектно выдвинула от бедра вперед. Судя по тому что за ее спиной группа рабочих (на барельефе) что-то долбила, дама олицетворяла собой освобожденный труд. Поверх этой группы в небе возлежала вторая дама, в раскидистой позе — в XIX веке в такой позе изображали дам на диване. Но эта возлежала в воздухе, поскольку у нее были крылья. Она трубила в длинную трубу, подтверждая и олицетворяя непременную победу свободного труда на общее благо.

Река Чикаго с моста выглядит лучше, чем в той щели, которая видна со стороны озера, с LSD (где две стены небоскребов лицом к лицу, а между ними чуть-чуть воды). Здесь у нее была и набережная, на которой имелись скверики и ларьки. Прогуливались люди с собаками. Речка не широкая, даже 'yже Москвы-реки.

То место, где стоит Мэрилин, — уже по ту сторону, где Мичиган-авеню неформально называется Волшебной милей. Стоит недалеко от входа в здание «Чикаго трибьюн». Под ее платьем и от дождя укрываются (как раз начался). Ступни длиной в метр, красный лак на ногтях уже немного облупился. Она тут не навечно; это у них такое место, где время от времени ставят что-то знаковое. Года два, что ли, назад была громадная объемная репродукция картины «Американская готика» (мужчина с женщиной, лица вытянутые, у него в руках вилы, все знают). Они тут выглядели даже внушительнее, чем на оригинале, а оригинал я видел накануне, в Арт-институте. Монро вскоре тоже собирались демонтировать, повезут в Калифорнию. Чт'o поставят на этом месте — еще не решили.

А небоскребы отсюда выглядят просто замечательной группой. Там же, на краю улицы возле здания газеты, памятник некому журналисту и спортивному комментатору, бронзовому за микрофоном: Jack Brickhouse, «Зал славы. Радиовещатель», годы жизни и смерти, а также — судя по всему — личный радийный слоган: HEY-HEY. Сбоку на постаменте изложены его заслуги перед городом (в особенности многолетнее комментирование игр Chicago Cubs). Сама Magnificent Mile уже была описана: улица, дорогие и всякие магазины, что тут еще добавить. Сбоку в здание «Чикаго трибьюн» вмурованы разные достопримечательные камни с подписями: «Белый дом, взято из внутренней стены во время реконструкции в 1950 году», «Из собора Святого Петра в Риме», камешки из двух камбоджийских храмов, одна небольшая маска-лицо из британского парламента, камень из Миссури — «из пещеры индейца Джо» (марктвеновского), из Пещеры мамонтов в Кентукки и даже камень из какого-то стокгольмского строения, а также — из пещеры Сивиллы.