Из чтений по Церковной Археологии и Литургике. Часть 1

91Так как огромное большинство символических сюжетов сделалось известно благодаря последним, и с римских усыпальниц собственно началось их изучение, то составилось мнение, что первоначальной родиной главнейших символов христианского искусства был запад, здесь было их царство и отсюда они распространились на восток. Ввиду немногих известий о произведениях этого рода у восточных писателей, такое заключение, по-видимому, представляется правильным, но ближайший анализ этих символических форм, их смысл и значение могут привести едва ли не к противоположному заключению. По крайней мере, относительно некоторых не остается никакого сомнения, что они ведут свое начало с востока и отсюда уже были приняты и усвоены катакомбным искусством. Со слов Климента Александрийского мы перечислили некоторые из этих символических сюжетов много выше. Из этого свидетельства следует с очевидностью, что уже во втором веке последние были в Александрии ходячими, имели основание в общепринятых представлениях того времени. Нижеприводимая и объясняемая нами надпись на надгробной плите христианина Асхандия, найденная в южной Галлии, заключающая в себе греческий гимн в честь символической рыбы, отмечена таким ярким характером восточной поэзии, что, кажется, прежде чем попасть на могильный камень колониста-грека, она читалась на гробнице какого-либо христианина в Сирии, Египте. Особенно сильно говорят за это восточное влияние геммы с изображениями рыбы и греческими надписями. Так, на одной и них читается: Ίησε Χ-ε βοήθει вокруг символической рыбы, и имеется монограмма Христа. Бывшие на востоке в большом употреблении, в качестве предохранительных шейных привесок или амулетов, геммы эти имеют важное значение для разъяснения путей древнехристианской культуры и, в частности, символики. Восток был, по всей вероятности, родиной и местом первоначального распространения символического агнца, о котором Иустин Мученик говорит уже как об общеизвестном. А такие изображения, как верблюд, имеют явно местный восточный характер. Не следует, наконец, упускать из виду, что христианский Рим времен катакомб имел множество греческих колоний на востоке; весьма крупная цифра его надписей сделана по-гречески. Греческие уроженцы легко могли перенести с собою символику своего родного края и произвести сильное влияние на склад и характер катакомбной живописи.

92 De monarch. 2; Cohort, ad. Gr. 15.93Epist. I ad Corinth. cap. 25–26; Писан. мужей апостольских в русск. пер. стр. 127–128. М. 1862.

94Архим. Христофор, Древнехрист. иконограф. стр. 176.

95Constit. Apost. lib. V, cap. 7; русск. пер. стр. 141–143.

96Catech. XVIII, 8; русск. перев. стр. 262–263; изд. 2-е.

97 De civit. Dei lib. XXI, cap. 4; русск. перев. ч. 6, стр. 271.

98Martigny, Dictionnaire des antiquites chretiennes, p. 500; ел. Kraus'a Real-Encyklopadie, B. II, s. 614.

99Древнехристианск. иконография, стр. 173–174. Μ. 1886.

100У Тибулла, например, имеет непосредственное отношение к этому представлению следующий стих: Non agnamve sinu pigeat fetumve capella Desertum oblita matre referre domum.Какой пастух (в свободном переводе) затруднится отнести на своей груди в овчарню овечку или козленочка, оставленного козочкой, забывчивой матерью? Выражение: humeris portare agnam еще чаще встречаем у поэтов, например, Кальпурния, подражателя Тибулла.

101. Педагога в перев. Корсунского ст. 341. 156

102 civitate Dei, XVIII, 23, 1.

103cilegium solesmense complectens sanctorum patrum scriptorumque ecclesiasticorum anecdota hactenus opera. Parisiis, 1855.

104 cit. t. IΙΙ p. 62–63.

105 cit. t. IΙΙ p. 103.

106 cit. t. IΙΙ p. 338–373.

107лейские сцены в древнейших произведениях христианского искусства нередко являлись с атрибутами символических изображений. В самом размещении их соблюдалась известная группировка, основанием которой служило символическое или типологическое значение этих сцен. Так, например, не случайно, конечно, часто попадающееся во фресковой живописи, как и в скульптуре саркофагов, и нами уже ранее отмеченное сочетание сюжетов: прор. Ионы, Даниила во рве львином и Лазаря, воскрешаемого Спасителем. Общая мысль, которая связывает эти сюжеты, есть мысль о торжестве жизни над смертью. С течением времени, вышедши из катакомб и освободившись от символической обстановки, библейские сюжеты развиваются свободнее и полнее, не стесняясь параллелизма с новозаветными событиями и все больше и больше приобретая значение картин исторического содержания108опытны аллюзии, намеки на имена покойников. Так, имя Драконтии иллюстрируется изображением извивающегося змея, Туртура — имеет на стороне фигуру голубя, Люпус-юноша нашел себе двойника в волке, а что еще любопытнее, так это изображение окорока, которым остроумный сочинитель эпитафии иллюстрировал женское имя Перны. Такие аллюзии нередко встречаются также на греко-римских языческих памятниках.