Из 'Дневника старого врача'

(П. несколько раз определенно заявляет в дневнике, что он поехал в Париж в январе 1837 г.; но эта поездка состоялась в 1838 г. Во-первых, 20 января 1838 г. Николай I "согласно представлению министра просвещения изъявил соизволение на предприятие ординарному профессору Пирогову в течение 1-го семестра наст. года ученого путешествия в Париж с сохранением жалованья и с выдачей ему сверх того на необходимые издержки 3000 рублей из штатной, определенной на ученые путешествия, суммы" (Журнал м-ва проев. 1838, No 2, отд. I, стр. 25). Во-вторых, в делах Юрьевского университета сохранилось письмо П. из Парижа от 1 июня 1838 г. Наконец, имеется неизданное письмо П. от 24 января 1838 г. из Юрьева, невидимому, К. К. Зейдлицу: "Сижу между страхом и надеждою относительно предпринятого мною путешествия во Францию. Я еще не получил об этом определенного ответа, и получу ли? А это создает затруднения в моих делах" (копия, снятая мною в музее П. в 1915г.).

Тринадцать дней и ночей я ехал, не отдыхая ни разу, из Дерпта до Парижа на Поланген, Франкфурт-на-Майне, Саарбрюкен и Мец. И несмотря на 13 ночей, проведенных в экипаже, я, по приезде в Париж, тотчас же отправился осматривать город.

Париж не сделал на меня особенно благоприятного впечатления в хирургическом отношении. Госпитали смотрели угрюмо: смертность в госпиталях была значительная.

Самое приятное впечатление произвел на меня из всех парижских хирургов Вельпо. Может быть нравился он мне и потому, что на первых же порах сильно пощекотал мое авторское самолюбие. Когда я пришел к нему в первый раз, то застал его читающим два первые выпуска моей "Хирургической анатомии артерий и фасций". Когда я ему рекомендовался глухо: "Je suis un medecin russe", (Я русский медик ) то он тотчас же спросил меня, не знаком ли я с le professeur de Dorpat, m-r Pirogoff, и когда я ему объявил, что я сам и есть Пирогов, то Вельпо принялся расхваливать мое направление в хирургии, мои исследования фасций, рисунки и т. д., и тогда же познакомил меня с английским специалистом в науке о фасциях и, по мнению Вельпо, весьма компетентным в этом деле. Это был некто Томсон, участвовавший в заговорах чартистов и бежавший из Англии в Париж.

Действительно, весьма дельный анатом, он называл себя по своей специальности "fascia Тоm", но чудак преоригинальнейший. Всю жизнь свою в Париже он посвятил двум специальностям: исследованию фасций, с изготовлением превосходных препаратов, и преследованию профессоров. Для этой последней цели он предпринял публикование разных брошюр, выходивших почти ежедневно в свет с литографского станка. Брошюры были составляемы самим Томсоном и некоторыми весельчаками-студентами и разносились ими же самими по знакомым.

Мне он надавал их целую груду, одну забористее другой:

"L'art d'engraisser les professeurs", "Soi pour soi et chacun pour soi", etc., etc. ("Искусство откармливать профессоров", "Сам за себя и каждый за себя" и т. д.)

В каждой из них было собрание скандалов, случившихся с профессорами. Тут фигурировали особенно Бретгардт, анатом Бреше, молодой Шассеньяк, получивший однажды пощечину от Томсона и судившийся с ним в police correctionnelle. (В суде исправительной полиции )

После Вельпо несколько молодых хирургов (учеников Дюпюитрэна) могли считаться настоящими представителями современной хирургии: Бландэн-Hotel Dieu, Жобер-Hopital St. Louis. Специалисты по литотрипсии - Амюсса, Сивиаль и Леруа - d'Etoile (Названия больниц в Париже ) составляли истинную славу тогдашней французской хирургии (Henteroloup фигурировал в то время в Лондоне). Амюсса пригласил меня на свои домашние хирургические беседы. Они были весьма интересны, но на французский лад, как все курсы в Париже; привлекательны, но фразисты и нередко пустопорожни.

Услыхав на этих беседах, куда приглашались Амюсса все приезжавшие в Париж иностранные врачи (между прочим Эстли Купер и Диффенбах), что Амюсса все еще поддерживает свое ложное мнение о совершенно прямом направлении мочевого канала (у мужчин), я заявил ему о результате моего исследования направления мочевого канала на замороженных трупах, совершенно противоречащих мнению его; и когда он голословно отверг результаты моих исследований, то я предложил ему состязание на следующей лекции, для которой я взялся и изготовить препараты, которые должны доказать справедливость моего убеждения.

Я и притащил на следующую лекцию разрезы таза, которыми я доказывал Амюсса нелепость его воззрений на отношение мочевого канала к предстательной железе.

Конечно, Амюсса, несмотря на всю наглядность моих доказательств, не соглашался. Люди, а особливо ученые и еще особливее тщеславные французы, с предвзятым мнением, никогда не сознаются в ошибках и заблуждениях. Но для меня довольно было и того, что я видел, как нов был для Амюсса мой способ исследования. Я доволен был еще и тем, что остальная часть присутствовавших на этом состязании молодых врачей не была на стороне Амюсса.

Не отрадное впечатление произвели на меня и две другие хирургические знаменитости - Ру и Лисфранк.