Читаем Из 'Дневника старого врача' полностью

Так было, по крайней мере, у меня, и я от 17 до 30 лет, окруженный чуждою мне народностью (В рукописи это слово зачеркнуто; по-видимому, П. хотел заменить его другим, но забыл это сделать. "Чуждая народность" окружала П. в годы его учения и профессуры в Юрьеве-Дерпте (1828-1840), среди которой жил, учился и учил, не потерял однако же нисколько привязанности и любви к отчизне, а потерять в ту пору было легко: жилось в отчизне не очень весело и не так привольно, как хотелось жить в 20 лет. Не родись я в эпоху русской славы и искреннего народного патриотизма, какою были годы моего детства, едва ли бы из меня не вышел космополит; я так думаю потому, что у меня очень рано развилась, вместе с глубоким сочувствием к родине, какая-то непреодолимая брезгливость к национальному хвастовству, ухарству и шовинизму.

Начиная с десяти лет моей жизни, я уже помню отчетливо. И детство мое до 13-14 лет оставило по себе самые приятные воспоминания.

Отец мой ( После этого в рукописи: "еще не старый, от 40 до 50 лет" (зачеркнуто). По данным церковных метрических книг прихода Троицы в Сыромятниках, отец П., Иван Иванович, родился, приблизительно, в 1772 г. (Н. П. Розанов, стр. 498) служил казначеем в московском провиантском депо; я как теперь вижу его одетым, в торжественные дни, в мундир с золотыми петлицами на воротнике и обшлагах, в белых штанах, больших ботфортах с длинными шпорами; он имел уже майорский чин, был, как я слыхал, отличный счетовод, ездил в собственном экипаже и -любил, как все москвичи, гостеприимство. У отца было нас четырнадцать человек детей,- шутка сказать! - и из четырнадцати, во время моего детства, оставалось налицо шесть: трое сыновей и столько же дочерей. "Мал бех в братии моей и юнейший в доме отца моего". И из нас шестерых умер еще один, не достигнув 15-летнего возраста,- мой старший брат Амос. (В церковных книгах (Троицы в Сыромятниках) за 1815 г. записано, что у И. И. Пирогова было четыре сына: Петр 21 года, Александр 18 лет, Амос-9 лет, Николай-5 лет, и 2 дочери: Пелагея- 17 лет, Анна-16 лет (там же).

(В бумагах Н. С. Тихонравова в Рукописном отделе Библиотеки имени В. И. Ленина в Москве хранится выписка из метрической книги той же церкви след. содержания: "1810 г. Ноябрь. 13 числа. У коллежского секретаря Ивана Иванова Пирогова родился сын Николай. Молитвовал священник Алексей Стефанов с пономарем; крещен 20 дня; восприемником был московский именитый гражданин Семен Андреев Лукутин, восприемницей была московского купца Петра Николаева Андронова жена Екатерина Васильевна. Крещение совершали означенный священник с причтом" (No 58). Копия прислана Тихонравову накануне юбилея П.-23 мая 1881 г. епископом Можайским Алексеем (А. Ф. Лавров), удостоверившим, что она представляет собою точную выписку из церковной книги (Тих. II No 2-4).

Кто хочет заняться историей развития своего мировоззрения, тот должен воспоминаниями из своего детства разрешить несколько весьма трудных для разрешения вопросов.

Во-первых, как ему вообще жилось в то время? Потом, какие преимущественно впечатления оставили глубокие следы в его памяти? Какие занятия и какие забавы нравились ему всего более? Каким наказаниям он подвергался, часто ли, и какие наказания всего сильнее на него действовали? Какие рассказы, книги, поступки старших и происшествия его интересовали и волновали? Что более завлекало его внимание: окружающая его природа или общество людей?

В старости все эти воспоминания делаются яснее: старик вспоминает давно прошедшее как-то отчетливее, чем взрослый и юноша. Но, конечно, трудно старику решить с верностью вопрос, точно ли давно прошедшее делало и на него такое впечатление, каким он его представляет себе теперь?...

Детство, как я сказал, оставило у меня, до тринадцатилетнего возраста, одни приятные впечатления. Уже, конечно, не может быть, чтобы я до тринадцати лет ничего другого не чувствовал, кроме приятностей жизни,- не плакал, не болел; но отчего же неприятное исчезло из памяти, а осталось одно только общее приятное воспоминание? Положим, старикам всегда прошедшее кажется лучшим, чем настоящее. Но не все же вспоминают отрадно о своем детстве, как бы жизнь в этом возрасте ни была .для них плохою. Нет, вспоминая обстановку и другие условия, при которых проходила жизнь в моем детстве, я полагаю, что, действительно, ее наслаждения затмили в моей памяти все другие мимолетные неприятности.

Родители любили нас горячо; отец был отличный семьянин; я страстно любил мою мать (Мать П., Елизавета Ивановна, по данным церковных книг, родилась, приблизительно, в 1776 г.; происходила из старинной московской купеческой семьи Новиковых.), и теперь еще помню, как я, любуясь ее темнокрасным, цвета массака, платьем, ее чепцом и двумя локонами, висевшими из-под чепца, считал ее красавицею, с жаром целовал ее тонкие руки, вязавшие для меня чулки; сестры были гораздо старше меня и относились ко мне также с большою любовью; старший брат был на службе, средний, - годами старше меня, жил со мною дружно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее