Из дневника учителя Васюхина

— Сейчас скамейка под нами обломилась… Во сне… Я как полечу!.. говорит она испуганно.

Потом она опять усаживается поудобней на моих коленях и снова начинает дремать.

— Вам не больно? — спрашивает она иногда и тут же прибавляет: — Да все равно, вы не признаетесь, а я — все равно — не слезу… Буду спать! Как час пробьет, разбудите: домой пойду.

Она приходила ко мне часов в одиннадцать. Из дома уходила тайком, через окно… Оригинальное и занимательное существо. В ней много удали и поэзии: ее воззрения на жизнь просты, ясны и смелы. И, несмотря на кривые толки о ней по станице, она только странная, своеобразная, но безукоризненная и гордая девушка…

— У вас, Катя, много поклонников? — спросил я однажды.

— А что?

— По праздникам за вами всегда толпа…

— О, они за мной, как собаки, все бегают! — сказала она с довольной улыбкой.

— Вам это нравится?

— Да… Я люблю кавалеров сроду.

— А не хорошо говорят об этом на станице…

— Это старушонки-то? Язычницы там разные?.. А о ком они хорошо скажут! Ведьмы! Всех оговорят, никого не оставят… Только из кавалеров уж никто мною не похвалится… Они так потому за мной и бегают, что я ни с кем из них особенно не ватажусь… Все мне равны.

— Разве вам никто из них не нравится?

— Ну их! Щиплются, проклятые, да как медведи: поймает — мять начнет…

Что хорошего! А Климка — так раз укусил меня за плечо… «Я, — говорит, — любя»… Хороша любовь: неделю целую плечо болело!

— А знают они, что вы со мной видитесь?

— Н-ну!.. Разве вы им сказали?

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Нет, — успокоил я ее.

— Тут бы было! Климка раз увидел, что я с Тимофеем поздно сидела, так он и то говорит: «Меня как громом вдарило! Целый день ходил как оглушенный!..» Если бы узнали, что я к вам прихожу, так и вовсе бы. Они ведь вас не знают, какой вы есть человек, а я знаю. К ним я не пошла бы так вот, как к вам, — поверить им нельзя…

— А мне можно?

— Вам можно.

Она обхватила руками мою шею и, близко заглядывая мне в глаза, заговорила шепотом:

— Вас по глазам видать, что не насмеетесь и не обидите… Я как взгляну вам в глаза, так все хочется смеяться!..

И она засмеялась, сверкая глазами… В ней точно сидит прехорошенький, задорный чертенок… Когда она принимается порывисто целовать мои глаза, приговаривая разные нежные названия, я погружаюсь в какой-то чудный туман; кровь вспыхивает, голова кружится, и мучительно-сладкая, блаженная боль схватывает мое сердце… Я забываю обо всем… И мне хочется этой ласки без конца, и хочется защитить ее от чего-то…

Вчера она мне сказала как-то особенно просто:

— За меня сваты приезжали. С Фролова хутора. Говорят, богато живут. Отец с матерью все уговаривают меня.

— Ну и что же?

— Ничего. Сказала: из станицы никуда не пойду. Они говорят: «Ну и за Климкой тебе не быть, за голышом». Я говорю: «И не желаю»…

— А Климка разве сватался? — спросил я с удивлением.

— О-о! Об Святой еще присылал сватов. Отказали.

— Он вам нравится?

— Нет. Только из всех ребят он лучше. Сила, как у быка: подхватит меня, как перышко! А когда на кулачках выйдет драться, так уж никогда не побежит, хоть сколько человек а него насядут… Я люблю таких. Простой совести. Песни как играет! С ним так бы и играла: легко, не устанешь… Только — бедный: гол как сокол! И по старой вере… Да он в нашу веру перешел бы, кабы меня отдали за него.

— Мне будет грустно, когда вы выйдете замуж, Катя, — сказал я.

Она недоверчиво улыбнулась и сказала:

— Неправда ваша!

— Ей-богу, правда! И теперь вот грустно, когда услышал о сватах.

— Вот если в станице замуж выйду, тогда будем видеться. Уж я мужа обману!

Она засмеялась и спрятала свое лицо у меня на груди.

— Небось вы подумали: «Вот, мол, какая!..» Да, я — нехорошая! Только вас люблю… право! А вы как хотите обо мне думайте…

Она запела вполголоса:

Садится солнце за горою,
Стоит казачка у ворот…

Когда она поет, я люблю смотреть в высокое небо, на безмолвные хороводы звезд, на Млечный Путь и уноситься в неясных, туманных грезах далеко-далеко. Я редко вслушиваюсь в слова ее песен, но звуки их ласкают мое сердце своей нежной грустью: они так вкрадчиво вьются, дрожат, замирая, и манят куда-то в неведомую даль, они обещают что-то прекрасное и таинственное, и сладкие слезы закипают на сердце…

27 июля

Вчера опять была Катя. Я целую неделю не виделся с ней и скучал. Она сказала, что нельзя было ей выйти: два дня была в поле, а после ее возили на Фролов хутор — «место смотреть», т. е. познакомиться с домом и хозяйством своего жениха. Сваты опять приезжали. Отец с матерью очень хотят устроить эту партию: жених из богатой семьи, торгует скотом, — следовательно, Кате не придется работать тяжелую земледельческую работу, — а так как и Катин отец «перекидывается» скотом вдобавок к своим земледельческим занятиям, то ему и приятно породниться с компанионом, которого он встречает почти на всех станичных ярмарках.

Катя собрала где-то сведения о женихе весьма неутешительного свойства: он — вдовец; первую жену, как говорили соседи, преждевременно проводил в могилу, забил.