Читаем Из дневников полностью

Тридцать семь лет тому назад я испортила жизнь человеку. И вот вчера мне было предложено объяснить, почему и зачем я это сделала. «Скажите мне, — попросил он, — зачем вы написали мне это письмо?» Я невольно засмеялась. «Но ведь оно было написано тридцать семь лет тому назад… Разве я его помню?» — «Вы не можете не помнить, что вы отказали мне в вашем последнем письме». Я не могла не помнить этого и, так как он просил, я ему рассказала, почему я отказала ему. Между прочим, я сказала: «У вас не было воли, у вас не было характера и поэтому у вас было мало любви ко мне…» — «Вы говорите — мало любви, а я всю жизнь только одну вас и любил». И опять этот восторженный взгляд и улыбка, вся душа во взгляде. «Это судьба!» — «Да, судьба, которая сделала для вас — лучше, для меня — ужасно! <…> Но ведь вы обещали мне ждать три года? Вы помните? Я должен был прийти в церковь Неопалимой Купины…» Но этого я решительно не помнила. «Семен Александрович! Но ведь уже прошло тридцать семь лет!» — «Да, и за это время я… мне… мне даже никто не нравился, ни одна женщина, никогда! А вы отказали мне, потому что я вас мало любил…»

…Как это должно быть смешно со стороны! Не только смешно, но и глупо. А меня это перевернуло. Я легла спать, и мне хотелось плакать! Конечно, я не допускаю никакого недоразумения. Просто я уже немножко разлюбила его, когда написала это письмо с отказом. Потом совсем забыла. Если бы вышла за него замуж, была бы ему скверной женой. Когда дала слово Мише, даже не думала о назначенном свидании у Неопалимой. Значит, я во всем виновата. Но разве разлюбить — вина?

<…> Но я отчетливо вспоминаю, почему я отказала ему, почему я «испортила ему жизнь». Ах, умница я была! Все равно, я испортила бы ему жизнь, но испортила бы и свою! Я все вспомнила и обрадовалась. Человека я не убила, глупости я не сделала, легкомысленна и непоследовательна я не была. Все я сделала так, как нельзя было сделать иначе.

Но он оказал мне большую услугу: он открыл мне забытую дверь туда, где давно все отжило, где нет боли об утратах, и только осталось нежное и светлое воспоминание. Завершился и сомкнулся мой круг жизни, и я могу отдохнуть где-то, где не была так давно-давно, и где ничего не изменилось. Я опять вижу себя девушкой, а эта девушка видит старуху, и мы протянули друг другу руки, удивленные и радостные, что мы так понимаем друг друга, что мы — одно.

И вот я спокойна. И все объяснилось. И мое волнение от прихода Семена, и мое воскресшее чувство. Я ни перед кем не виновата, мне нисколько не стыдно. Все так как надо, и Миша не мог бы отречься от своих слов, что я «правильная старуха». Так легко стало и просто!

9/VII 1922 г.

Я еще ни разу не писала о том, что мы с Элей собираемся поехать за границу к Нине. Вот об этом я не могу писать. Не писала и о Нининой предполагаемой болезни. Нет, об этом я не могу писать!

20/VII 1922 г.

О, как скучно! Попаду я к Ниночке? Мне еще не сказали «нет», и поэтому я думаю «да». Но я боюсь думать. Пусть придет этот день, и тогда я переживу и его. Все, что я переживаю теперь, так сложно! Я жду отъезда как счастья, но если он будет, то разве я буду счастлива? А вы, кого я оставляю здесь? Ведь это опять моя душа. Я променяю одно на другое. Но моя Ниночка больна и грустна, и если нельзя быть всем вместе, то я хочу быть теперь с ней. Как это все трудно передать!

<p>Пильщик<a l:href="#n_19" type="note">[19]</a></p>

Удивительная вещь: мне без него скучно. Лежа ночью, в тишине, я прислушиваюсь, не слышу его и думаю: — Где ты, маленький? Что с тобой? Отчего ты молчишь? Почему ты не работаешь? Погиб ли ты от голода, потому что все съел, что мог? Зазяб ли ты и заснул? или ушел куда-нибудь потихоньку искать себе нового приюта и пропитания? — Я никогда и не видела тебя. Я не знаю, червячок ли ты или жучок, животное или насекомое; есть ли у тебя глазки, хвостик; светленький ты или темненький… Но уж так давно-давно я привыкла к нашей совместной жизни, к твоим привычкам, к проявлениям твоей индивидуальности, что, когда я перестала слышать тебя, мне кажется, что я стала более одинокой. Я подхожу к углу, где стоят твои дрова, где ты жил и работал, но на коре поленьев уже нет новых следов, на полу нет свежих опилок, и все тихо в твоем осиротевшем маленьком царстве между гардеробом и стеной. Как хотелось бы мне знать, умер ли ты или ушел и заснул на время.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное