Нет, он не дурак. Он просто мыслит на уровне хорошо устроенного сов[етского] обывателя. В его-то положении! Вот в чем весь ужас. Полная путаница в голове. Вперемежку — здравый смысл и детские представления, верное чутье и непонимание элементарных вещей; природная задиристость и демагогия деятеля областного масштаба — и вдруг мысль о своей нынешней роли и в связи с этим — попытки объективности. Отсюда — половинчатость во всем, и в плохом, и в хорошем, нерешительность, принимающая вид решительности, мягкотелая твердость, рефлектирующая прямолинейность, добрые намерения при незнании того, каким образом провести их в жизнь, словом — странная смесь хорошей старой закваски с многолетним развращением в последующий период. Грядка, где густо перемешаны овощи и сорняки. Неуверенность в себе: любовь и преклонение перед Л., и вдруг — тревожная мысль: а что, если С. прав, и людьми можно управлять только дубьем? «Совгамлет».
2.7.59, Железноводск.
У меня чувство, что только теперь начинается моя настоящая литературная жизнь, что все ранее написанное — подготовительный, во многом еще робкий этап. У меня теперь медвежья хватка. Я все могу. Я снова, как во время писания "Сердца друга", начинаю бояться за свою жизнь — не от страха смерти, а от страха не исполнить то, что предначертано.
Взял в библиотеке Салтыкова-Щедрина — еще утром вспомнил его и захотелось почитать (…) Почитал. (Салтыков-Щедрин меня никогда не восхищает, чувство, вызываемое им, сложное, скорее поражает его дар предвидения и понимания России.) (…)
Сделать в Железноводске:
1) "При свете дня".
2) «Отец».
3) В «Рицу» вписывать и думать о ней.
4) Проработать получше Галины записи к "Иностранной коллегии".
Если это удастся, то будет просто чудо как хорошо. "При свете дня"-то я кончу и программу по «Рице» выполню. Неизвестно только, дойдут ли руки до «Отца». Да и не очень к нему тянет, хотя кончить-то надо.
(16–19.VII.1959 г., Железноводск.)
Насколько покаяться легче, чем отстаивать свое мнение перед большинством. Принуждение к покаянию отвечает естественным, но низким потребностям человека. Оно приводит к цинизму.
Сентябрь 1959.
(Больница № 1 им. Пирогова.)
Рано утром все лежат тихо, истомленные ночными страхами и болями, криками и бредом. Людей не видно, только спинки кроватей неподвижно переплетаются в огромном высоком пространстве комнаты, низкие и многозначительные, в своей непонятности похожие на картину абстракциониста.
Потом начинаются разговоры.
Человек с усиками, кричавший всю ночь от боли, рассказывает о голубях:
— У вас в Москве держат там разных чебрашей, почтовых!.. У нас в Семипалатинске такого г…. не держат…
Начинается разговор о голубях. Потом об армии, затем о врачах.
18. X.1959.