Кое-что оказалось для нее неприятной неожиданностью. Свет на площадке и в прихожей, похоже, горел всю ночь. Никто, и не подумал его выключить, и Люку это тоже в голову не пришло.
Она сделала несколько шагов, прислушалась. Сейчас ей хотелось услышать какой-нибудь привычный звук, но вокруг стояла полная, гнетущая тишина. Нигде даже половица не скрипнет, словно дерево чудесным образом перестало рассыхаться.
Аделия Пламкетт в тапочках — у нее с детства ноги были изнеженными — спустилась по лестнице, вошла в столовую, оттуда в курительную. Обе комнаты одинаково провоняли вчерашними окурками, в обеих был одинаково удручающий беспорядок: повсюду грязные тарелки, сдвинутая с места и кое-где опрокинутая мебель. Аделия подняла упавший стул, машинально проверила, не поломан ли он.
И вот тогда она увидела дырку в скатерти. Круглую дырку с подпаленными краями, оставленную горящей сигаретой. Миссис Пламкетт, хотя и с глубоким прискорбием, могла смириться с тем, что кто-то прожег скатерть по неосторожности. Но случай был не тот. Раздавленный окурок присосался к дырке, словно прихлопнутый на руке комар.
В кухне был точно такой же разгром, как в столовой. Кроппинс и миссис Банистер ничего не убрали. Они даже плитку не выключили, и короткие язычки пламени продолжали лизать почерневшую пустую сковородку.
— Беггар! — позвала Аделия. — Naughty bear!
Беггар, как она и предполагала, провел ночь под плитой. Услышав свое имя, он приблизился, не спеша переставляя лапы и только из вежливости помахивая хвостом. Хотя псу и удалось поживиться обглоданным цыпленком, вид у него был недовольный. Аделия о нем забыла, и Беггар ей это припомнит. У Беггара память хорошая.
Аделия не могла жить в ссоре с Беггаром. Только что молочник поставил у порога холодные, запотевшие бутылки. Открыв одну из них, она щедро плеснула молока в глиняную плошку, бросила туда же кусочек сахара.
Беггар, при его-то предельной чувствительности, должен был бы за пятнадцать секунд опорожнить плошку. Как ни удивительно, но он даже не взглянул на нее и снова забился под плиту.
Обиженная Аделия уговаривать его не стала. Голод как говорится, волка из леса гонит, так и собаку, в конце концов, из-под плиты выгонит. К тому же, денек обещал быть хлопотливым. Аделия первый шаг сделала — теперь пусть Беггар делает второй.
Для начала она помыла посуду, целую гору посуды перемыла, думая о другом, — о Люке, — пока осознала, что весь дом оказался на ней. Кроппинс и миссис Банистер очень уж расслабились. Решительно отставив недомытой последнюю тарелку, Аделия отправилась вытаскивать их из постелей.
Но, пока она поднималась по лестнице, решимость ее начала ослабевать. Вчера Кроппинс и миссис Банистер работали сверхурочно. С этим надо было считаться. Им тоже не нравилось, когда на них давили.
Аделия, останавливаясь на каждой ступеньке, дотащилась до площадки второго этажа — здесь лестница заканчивалась. По странной прихоти архитектора, объяснения которой не мог найти и сам покойный мистер Пламкетт, следующий пролет лестницы начинался в конце коридора. Другими словами, ей придется пройти мимо «комнаты с чемоданом»…
Аделия, сколько себя помнила, никогда и ни по какому поводу не испытывала нездорового любопытства. Совсем маленькой девочкой, листая словарь, она старательно пропускала цветную вкладку, объяснявшую, как устроен мужчина. Впоследствии она даже и не пыталась найти в том же словаре толкование кое-каких греховных слов, которыми покойный мистер Пламкетт, с трудом заставляя себя произносить их вслух, обильно украшал свои проповеди. И каждый раз, как на ее пути случалось дорожное происшествие, она сворачивала на другую улицу.
Аделия остановилась у двери «комнаты с чемоданом». Сейчас любопытство оказалось сильнее нее. И разве что трактором можно было бы оттащить ее оттуда.
Сердце у нее отчаянно колотилось, и для начала она послушала под дверью. Но ничего не услышала. Тогда она осторожно взялась за ручку и попыталась ее повернуть. Дверь оказалась запертой на ключ изнутри. Наклонившись, миссис Пламкетт заглянула в замочную скважину. В замочной скважине торчал ключ, а может быть, комната была погружена в полную темноту.
Аделия, при всем ее безразличии к устройству мужчины, решилась постучать в дверь. Сначала легонько, потом настойчиво. Лестница, ведущая на третий этаж, совсем рядом, если понадобится, всегда можно добежать…
В комнате что-то зашевелилось, но никто не ответил. Аделия постучала сильнее и услышала глухой стон, вполне невинный стон не совсем проснувшегося человека, потом кто-то неловко попытался повернуть ключ в замочной скважине.
Уже с лестницы, ведущей на третий этаж, осторожно выглядывая из-за перил, Аделия высматривала, кто появится из-за двери. Но дверь так и не открылась. Послышался глухой удар, дверь вздрогнула — на этом все и кончилось.
— Мэм? — спросила не до конца проснувшаяся Кроппинс. (На ней была ночная рубашка с прошивками и непомерным декольте). — С добрым утречком, мэм. Что, горим?
Аделия впервые застала Кроппинс неодетой.