Из двух зол...

— Занимайся, — киваю ему. — Хотя, стой… Ты ж въедливый? Кто кроме тебя мне сможет объяснить, что за вирус-то такой был? Что за эпидемия такая непонятна.

— Да я знаю не больше других. Только слухи.

— Ну так и поделись.

— А что рассказывать-то? Говорили, что это боевой вирус из какой-то секретной лаборатории. То ли утечка произошла, то ли целенаправленно распылили. Уже не поймешь. Началось всё в Китае…. И, самое сложное, что в нем было, что на ранних стадиях его почти невозможно обнаружить… То есть, возможно, конечно, но нужно специальные тесты, а их просто не успевали сделать… А чисто внешне человек здоров. Ни температуры, ни каких других признаков… А человек уже болен.

— Инкубационный период?

— Ну-у-у… Не совсем… В том-то и дело, что человек уже болен. Он ещё и сам этого не знает, а уже заразен и ходит и заражает остальных… А потом наступает второй период и болезнь словно вспыхивает!

— Термальная стадия…

— Наверно… Но человек сгорает меньше чем за сутки. И, главное, лечить его на этой стадии уже бесполезно. А до этого не определишь… Так целые города вымирали. Обнаружился больной человек — вводят карантин, а уже поздно… Он уже две недели ходил, всех заражал. Как правило, когда такой больной проявлялся, там в городе здоровых людей уже и не оставалось…

— «Веселая» картинка… А дети?

— А что, дети? Дети выживают. И чем младше ребенок, тем больше шансов выжить.

— Это я уже слышал. А статистика? Какой процент выживших по годам?

— А, это… — оживляется Башка, — я считал. Получилась почти четкая геометрическая прогрессия. Не без погрешностей конечно, но почти четкая градация.

— Ну-ка, ну-ка, — подбадриваю я его.

— Рубежом можно считать возраст в 13 лет…

— Каким рубежом?

— Ну выживаемости… В 13 лет процент умерших и выживших примерно равен, где то 50 на 50. Те, кто старше — больше умирают, кто младше — больше выживают.

— А в процентах?

— Ну если в 13 лет процент выживших все 50. То есть, выживает каждый второй, то в 14 — уже только 25 %. То есть, выживает уже каждый четвертый… В пятнадцать выживает уже каждый восьмой, и так далее… Цифры могут немного колебаться, но общий принцип сохраняется…

— То есть, в 20 лет выживает один из 256?

— Ну где-то так… Примерно четыре человека из тысячи.

— Ну это не такой высокий процент… Должны же остаться двадцатилетние хотя бы… Почему же их нет?

— Почему нет? Есть, — пожимает плечами Башка. — Только очень немного. Вон тот же Князь. Или Варвара… Да и Северу, как я слышал, не меньше. Да даже у Гвоздя, я слышал, есть старше его самого люди. Есть выжившие. Мало их просто.

— Понятно. А младшие?

— Ну, а там та же статистика… Только наоборот.

— В смысле?

— Ну в смысле — у двенадцатилетних умирает каждый четвертый, а трое выживают. У одиннадцатилетних умирает один из восьми, и так далее…

— Ясно. То есть, у младенцев практически нет шансов умереть от этой болезни?

— От болезни, нет, — погрустнел Башка, — а вот после… Кто за ними ухаживать-то будет? Сколько мы их видели, оставшихся без родителей?

— Это да, — согласился я, вспомнив мертвого младенца возле его матери тут в магазине. Настроение стремительно испортилось. — Ладно, иди. Разберись со складами.

Окончательно настроению упасть не дали. Снова набежали с вопросами, согласованиями, ссорами и предложениями. Закрутили в своем водовороте событий, так что об депрессии на время пришлось позабыть. И только вечером уже, когда все сидели за накрытыми столами и чествовали именинников (кроме Настены свой день рождения на этой неделе отметила Щепка из новеньких. Сестра Щепы.), вновь накатила легкая грусть.

Я сидел со всеми за одним столом (ну только что вместо нескладной табуретки поставили во главе стола мое любимое кресло. Васькина идея), но, при этом, наблюдал за искренне веселящейся молодежью словно бы со стороны. (Кстати, не забыть похвалить Пышку. Праздничный стол выше всяких похвал. Можно признаться хотя бы самому себе, что у меня так не получилось бы.)

Мне только и остается теперь, что наблюдать за праздниками со стороны. Ежедневно и ежечасно тянуть весь воз хлопот и забот. Даже в праздник работы для меня нашлось на весь день. Кто-то из ребятишек может и сфилонить, а мне нельзя.

В книгах любят описывать яркие моменты. Схватки, преследования, перестрелки, интриги… Приключения, мать их за ногу. Но я-то знаю, что если в жизни случается приключение — значит пришла беда… Приключениями крепкий анклав не построишь. Тут нужна монотонная, каждодневная изнуряющая работа. Рутина. Быт. И тот, кто сможет с ней справиться на длинной дистанции, в итоге всегда окажется в выигрыше.