Из единой любви к Отечеству

- Я не говорю, что в город должны отправиться лично вы. Наверняка у вас среди дворовых есть человек со сметкою и хорошо знающий окрестности. Желательно, чтобы его была женщина. Мужику сие предприятие может стоить головы. Потерять теперь ее легко, обрести сведения о неприятеле труднее. Для войска это сохранение сотней жизней.

- Дайте прикинуть, кто бы это лучше мог сделать.

- Хорошо, я подожду.

Глазка даже побагровел от напряжения, перебирая в памяти принадлежащие ему души женского пола. Но на ком бы он ни останавливался, кроме забитости и безропотной покорности, представительницы женской половины Погирщины другими качествами не обладали. "Вот задача! - горестно вздохнул про себя Глазка, и тут же его осенила мысль: - Федора!" Как же в такую минуту он умудрился забыть о ней! Ничего, что пришлая, не своя, но кому об этом известно. Всем взяла баба: и ликом, и телом, и мозгами. Сметливая яко купчиха, памятливая, да я не из робкого десятка, коль Глафиру с постыдством приструнила.

Глазка улыбнулся.

- Есть у меня такая, есть, господин офицер. Сейчас велю ее кликнуть. Герасим, зови немедля сюда Федору.

Рябинин непроизвольно привстал, когда в дверях показалась Федора. Она, по-видимому, еще не спала, но, готовясь ко сну, распустила косу, и Рябинину показалось, что ее лицо, словно волны, омывают пышные волосы. Платок, торопливо накинутый на открытые плечи, не мог скрыть высокую грудь и красивые руки с тонкими изящными пальцами.

- Звали, барин? - обратилась Федора к Глазке.

- Да вот, Федорушка, - заискивающе начал Глазка, - дело-то какое. К нам пожаловали штабс-ротмистр.

- Рябинин, - напомнил свою фамилию офицер.

- Выслушай его внимательно и пособи по силе возможностей.

- Позвольте нам остаться наедине, - сказал Рябинин тоном, не допускающим возражений.

- Конечно, конечно. Прошу ко мне в кабинет. Герасим, поди зажги там свечи.

- Я, Григорий Алексеевич, сама это сделаю.

- Ну что ж, пусть будет по-твоему, - согласился Глазка и, как только за Федорой и офицером захлопнулась дверь, соскочил с кровати (куда и ломота подевалась), сунул ноги в шлепанцы, осторожными шагами приблизился к двери и, изогнувшись, прильнул ухом к замочной скважине.

Между тем в кабинете шел вот какой разговор.

- Твой хозяин отрекомендовал мне тебя исполнительной. Этого было бы достаточно, если бы не роль, уготовленная тебе. Я даже боюсь сказать, насколько она ответственна и опасна. Подумай хорошенько, сможешь ли ты выполнить все, о чем я попрошу. Но прежде всего я хотел бы узнать, насколько тебе известны окрестности и сам Полоцк?

- В Полоцке бывала я не раз, там у моего мужа родня в Услужении у господ Иволгиных. Ходили мы в город по престольным праздникам в церковь, да управляющий возил меня е собой 110 весне и осени на базар, птицу, скот да лен торговать.

~~ Значит, город тебе знаком?

- А чего ж его не знать: поди не Петербург, где, сказывают, одних улиц с тысячу.

- Может быть, тысяча и не будет, однако их много и красивые, - заметил Рябиния, никогда ее бывавший в столице империи и твердо решивший по окончании войны обязательно наведаться в Северную Венецию, - Но вернемся к разговору. - И Рябинин, достав план Полоцка и объяснив Федоре условные обозначения, поведал, что от нее требуется. Он внимательно следил за ее лицом. Оно было необычайно серьезным и сосредоточенным. Видимо, она прикидывала свой образ действий, и когда Рябинин попросил ее повторить то, что он только что рассказал, Федора почти слово в слово повторила его слова. На мгновение штабс-капитан даже опешил и взволнованно произнес:

- Я очень рад, что случай свел меня с тобой. Теперь я уверен - будут у нас нужные сведения. Есть ли у тебя что-нибудь ко мне. Проси, все непременно исполню.

- Думаю, что мне одной будет трудно пробраться в город. Французы придирчивы и злы. Позвольте взять с собой детей и переодеться нищенкой, так будет надежнее.

Рябинин поинтересовался:

- Сколько у тебя детей?

- Двое. Бориска да Манятка.

- Большие?

- Да где там, малые совсем.

- Ладно. - Рябинин встал, решительно распахнул дверь и почувствовал, как она уперлась во что-то мягкое и податливое. За дверью раздалось: "Ох!" и он увидел, как Глазка, потирая ушибленный лоб, мелкими лисьими шагами попытался достигнуть кровати.

- Не извольте спешить, уважаемый! - остановил его Рябинин. - Запомните, либо черкните на бумаге! как бы ни сложились обстоятельства, не оставлять Федориных детей без надзору и пропитания. Вот вам деньги. - С этими словами Рябинин расстегнул ментик, достал из внутреннего кармана внушительную пачку купюр и протянул их Глазке. - Берите, берите все, и бог свидетель, если будет не по-моему!

- Все, все сделаю, не извольте беспокоиться, как велели-с.

- Графу Витгенштейну доложу о вас как о благородном честном помощнике, соблюдшем верность в столь трудную для Отчизны годину. Прощайте.