Читаем Из единой любви к Отечеству полностью

В один из ноябрьских дней к барскому особняку подъехала карета, сопровождаемая парой конных жандармов. Из кареты вышел генерал и, зябко кутаясь в медвежью доху, проследовал в дом и расположился в гостиной у камина. Он мельком взглянул на выстроившихся в шеренгу обитателей особняка и, обратившись к жандарму, сказал:

- Ну что ж, приступим к описи. Есть кто из вас, кто может показать нам дом?

- Я, ваша светлость, - ответила одна из женщин и сделала легкий поклон.

Генерал от неожиданности отпрянул в кресле.

- Федора! Глазам своим не верю! Ты?!

- Я, ваша светлость, поверьте... Я вас сразу признала. Хотя три года минуло, как на бой вас проводила.

- Каким образом ты оказалась здесь? Где твои дети? Садись рядышком. Выслушаю. Помогу по силе возможности. Я ведь перед тобой в большом долгу. Тогда я докладывал о тебе графу Витгенштейну. Просил исходатайствовать тебе и твоему семейству вольную. Но ты внезапно исчезла, а как звать помещика твоего, вот беда, я запамятовал.

- Последним моим господином был Григорий Алексеевич Глазка. А теперь мы, выходит, ничьи.

- Поверь мне, я все сделаю, чтобы ты получила то, что заслужила. Завтра жду тебя в приемной градоначальника. Я распоряжусь выдать лошадь и телегу. Фамилию мою помнишь?

- Где уж забыть!

- Ну хорошо. Жду завтра. А пока, будь любезна, проведи по дому.

На следующий день Властов вручил Федоре небольшой конверт с сургучной печатью, раскрыл бумажник и, отсчитав несколько ассигнаций, протянул ей.

- Это тебе на одежду, и дорогу, и пропитание в ней.

- Премного благодарствую, ваша светлость, но не понимаю, в какую дорогу вы меня отправляете?

- В столицу, Федора, в Петербург к военному министру. Ему и передашь сей пакет. В нем я изложил все. Уверен, что Петр Петрович Коновницын ни в чем не откажет тебе. Мне нынче недосуг - дела. Счастливого тебе пути.

Федора вышла от Властова опешившая. Мыслимое ли дело, она, крепостная крестьянка, и попадет в столицу.

* * *

До Петербурга она добралась без особых приключений. Хозяева постоялых дворов были любезны и обходительны с нею. Конверт с сургучной печатью на шелковой ниточке обладал магическим свойством, а фамилия Властова - героя войны, некогда прошествовавшего со своим авангардом по этому тракту, была у многих на устах. Генерала помнили и уважали.

В столицу прибыли засветло. На Сенной площади, у костров, переминаясь с ноги на ногу и похлопывая руками по бокам от крепкого утренника, толпились извозчики. Федора выбрала мужика небольшого роста.

- На Литейный, так на Литейный. Нам что, лишь бы денежки платили да кобыла из сил не выбивалась, - улыбнулся мужичок и, ловко размахнувшись кнутом, крикнул: - Ну пошла! А где тебе надобно на Литейном?

- Не знаю.

- А куды ж растуды едешь?

- Человека одного сыскать хочу.

- Эх, взяла. Это ж, поди, целая перспектива до самой Невы. Это тебе не в деревне. Тут с тысячу, а может, и с две домов, да в каждом по взводу, а то и по роте людей квартирует. Человека-то хоть фамилие знаешь? И кем он пристроен, какую должность исполняет?

- Из мастеровых он, кузнец, а зовут его Степан Железнов.

- Кузнецы и на самом проспекте, и на Пушкарской имеют вид на жительство. Мастерские же их к набережной примыкают. А какой он из себя?

- Ополченец он, из столичного ополчения, воевала я с ним.

- Дак, почитай, весь Петербург в эту войну воевал. Многих недосчитываются нонче. Я вот со своей лошаденкой до Кенигсберга добрался. Насмотрелся и наслышался всякого. Если ополченец и погибший - пиши пропало. Сколько ихнего брата перевозил на кладбища. Если живой и искалеченный - у церкви Владимирской на паперти искать надобно, а если и вовсе живой, то и тебе, и ему повезло. Ну вот и Литейный. Эх, была не была, рванем на Пушкарскую.

Им повезло. Фамилия Железновых была известная, только о Степане никто ничего не смог рассказать: не вернулся он из заграничного похода.

- Ну а теперь куда?

- К военному министру.

- Ну и молодчина баба! То ей ополченца, то самого военного министра подавай! Знамо тебе, что министр у самого царского Дворца обитает? Туда не с моей харей суваться, да и не в твоем одеянии показ иметь.

- И все-таки мне надобно. Я к нему с письмом прислана.

- Покажь!

- На!

- Верно, и печатка болтается. Как бы мне нагайкой не схлопотать. Жандармы нынче не церемонятся. Ну да чего не сделаешь Ради правого дела.

Словоохотливый мужичок притормозил сани у красивого здания и, не получив за езду, рванул лошадь с места в крутую рысь. К Федоре тотчас подскочил городовой.

- Проходи, проходи, здесь непозволительно стоять.

- Мне к военному министру надоть, - жалостливым голосом вымолвила Федора. - Я к нему письмо имею от люцинского градоначальника генерала Властова. - С этими словами достала из-за пазухи конверт и протянула его городовому.

- Надо же, - осмотрел он ее с ног до головы сверлящий взглядом. - Стой здесь. Я передам.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары