Раздосадованы, кажется, все. Мало того, поползли слухи о том, что драку подстроили. Кто-то вспомнил, как Винченцо делился своими планами, кто-то добавил, что Филипп вернулся раньше других, а благодаря моим урокам и Дидериху про алиби в Лаик слышали даже бергеры. Разумеется, не могли пройти мимо столь знаменательного события и менторы. С пристрастием расспросившие Винченцо фехтовальщики полагают и драку, и повреждения случайностью, врач с ними согласен, Дюваль, кажется, тоже. Мне по большей части безразлично, но чужое единодушие всегда будит сомнения. С другой стороны, единодушия-то как раз и нет – унары придерживаются иного мнения, чем начальство, и это хорошо. Филипп, несомненно, победит и на всю жизнь обретет дурную репутацию. Мерзавцу никогда не доказать, что его успех был заслуженным, и все, что ему останется, это хвататься за шпагу. Его ли убьют или же убьет он, это в любом случае несколько уменьшит пожирающую Талиг волчью стаю, что не может не радовать.
Чем ближе Фабианов столп, тем сильней кипят страсти. Сегодня Дюваль подписал бумагу, запамятовал ее название, где расписано, кто с кем дерется в выпускных боях. Как мне объяснил Арамона, хотя я его об этом отнюдь не просил, расписание составляют так, чтобы в конце встретились сильнейшие. Обычно унаров сводят между собой каким-то хитрым образом, после чего делят на два стада, в первое отбирают шестнадцать лучших, во второе – всех остальных, но в этот раз после, как здесь выражаются, вылета Винченцо осталось тридцать три бойца. Это шестнадцать пар и один, которому недостает соперника. Одиночку определит жребий из числа восьми слабейших, и еще один жребий укажет его соперника из числа четырех худших победителей. Внезапно обративший свои взоры на землю Кваретти был этим откровенно недоволен, и один из фехтовальщиков посоветовал ему убить лишнего во имя торжества математики. Надо ли говорить, что эта глупость вызвала всеобщий смех и повторялась на все лады, пока слабейший предсказуемо не проиграл худшему. В итоге у нас осталось шестнадцать пар, которые через три дня начинают ловить хвост славы, но сперва унарам предстоят испытания по логическим и описательным наукам. Здесь сюрпризов ждать не приходится, разве что будет занятно наблюдать за присутствующим на экзамене Дювалем, который так и не осилил ни единой драмы Иссерциала.
Вот и конец ничего не значащего представления. «Места в Лаик называет шпага». Мне это объяснили еще до знакомства с одноглазым капитаном, и все равно подобное отношение к наукам и искусствам унижает. Человека от животного отличают разум и чувства, но в Талиге во главу угла ставится даже не кровь, которая может быть лакейской у герцога и герцогской у ментора, а признанные королем родословные. Эдакие подобия племенных книг, которые ведут заводчики собак. Хорошо, допустим, но ведь собаки умеют любить, они бывают сообразительны, их преданность вошла в пословицу, им, в конце концов, посвящено немало прекрасных строк. Казалось бы, именно эти качества до`лжно ценить и в себе подобных, но нет. В Лаик важней всего зубы и способность пустить их в ход, что ж, да будет так.
Признаться, накануне первого дня испытаний у меня мелькнула шальная мысль превратить здешний фарс в настоящий экзамен. Я даже подготовил с дюжину вопросов помимо тех, что так любил задавать прилежным, но туповатым студентам Сэц-Георг, но потом понял всю бессмысленность своей затеи. Имей испытания по описательным наукам вес, я бы, само собой, рискнул, но они не более чем пряжка на нелепом сапоге с белым отворотом. Шлих с Кваретти ограничились самыми пустыми вопросами, мне оставалось лишь последовать их примеру, и я последовал. Все прошло безупречно и уныло, если не считать Дюваля, который внезапно заинтересовался гальтарской балладой, которую я выбрал для разбора. Я чуть было не заподозрил кривого капитана в поэтическом чутье, но все разъяснилось быстро и просто. Дюваль усомнился в правильности действий героя, который, видите ли, ошибся со способом атаки. Можно подумать, что для поэта главное достоверность! Хотя готов признать, что излишняя возвышенность порой неуместна. Уподобление женщин ангелам, а королей небожителям пошло и унизительно, да и любовь как таковая не стоит всего того шума, который из-за нее поднимают.