Запустение, царившее в храме, создавало гнетущую атмосферу. Стас передернул плечами: жутковато все-таки на это смотреть. Даже если смотришь
Впрочем, сейчас наружу смотрел не он один.
– Вижу церковь на горе, – докладывал по внутренней связи Киря. – Под церковью какие-то норы.
Из смотровых триплексов боевого отсека сейчас, наверное, тоже открывается неплохой обзор. Выдвинутые из открытой амбразуры спаренные пулеметные стволы на турели были направлены на гору.
Но Гришко больше интересовал доклад другого наблюдателя.
– Стас, что там? – спросил полковник.
Храмовый комплекс казался необитаемым и от этого – особенно зловещим. А вот странные пещеры под ним…
Стас всматривался в темные дыры на обвалившемся склоне. В одном из углублений, кажется, что-то копошилось во мраке. Приближалось к выходу. Что-то или кто-то. Пока трудно разглядеть. Все-таки
– Там кто-то есть. В норах.
– Кто? – Не дожидаясь ответа, Гришко щелкнул выключателем внутренней связи: – Киря, держи на прицеле норы.
– Есть, – отозвался напряженный голос начохра. Пулеметы «Боевого крота» чуть опустились.
– Движется к нам, – продолжал Стас.
– Кто, Стас? Кто движется?
– Выходит…
– Да кто, мать твою?!
Человек. Из норы вышел обычный человек. В защитном костюме с капюшоном, в респираторе и темных очках. Без оружия.
– Человек, – озадаченно произнес Киря. – Вижу человека. Оружия не вижу.
В динамиках слышалось чье-то напряженное дыхание. Экипаж, затаив дыхание, слушал переговоры полковника и Кири.
– Не стрелять. – Гришко облизнул пересохшие губы. – Пока не стрелять.
Незнакомец махнул рукой.
– Машет, – доложил Киря. – Он нам машет.
– Он один?
– Вроде, да. – Киря ошибочно принял вопрос на свой счет.
– Стас? – Гришко повернулся к более компетентному наблюдателю.
Стас снова всмотрелся в темноту пещер. Покачал головой:
– Нет, не один.
В норах были еще люди. И у этих людей оружие было. Но эти наружу пока не выходили. Прятались.
– Парламентер, что ли? – пробормотал Гришко.
Чужак ловко спустился по склону. Остановился на дне провала под горой, однако ближе к субтеррине подходить не стал. Снова помахал руками. Словно…
– Кажется, он зовет нас, – сообщил Киря. – Приглашает, типа.
– Точно переговорщик. – Гришко насупился. – Кому-то придется выйти.
Кому? Стас покосился на полковника. Тот размышлял недолго.
– Катя, – Гришко снова склонился к микрофону внутренней связи, – на выход.
– Почему она? – вскинулся Стас.
– Почему я? – испуганно спросила Катя.
Ни ему, ни ей Гришко отвечать не стал. Не дело полковника отчитываться перед подчиненными. Да и так ведь все понятно. Террасонар не работает, а от акустика без акустической аппаратуры на борту пользы мало, поэтому Катей можно рискнуть. Такова безжалостная логика полковника. Сейчас Катя стала наименее ценным членом экипажа. Тем более, что и акустика, и акустику с лихвой заменяют
– Пойдешь одна, – распорядился Гришко. – Возьми противогаз, «химзу» и рацию. Оружие не бери.
– Но я…
– Не волнуйся, – полковник не дал ей сказать. – Киря прикроет. Просто передашь рацию этому типу и можешь возвращаться. А мы уж с ним дальше как-нибудь сами перетрем.
Под широким, с двумя большими фильтрами на скулах респиратором, огромными очками с зеркальной поверхностью и туго затянутым капюшоном лица собеседника видно не было. Даже глаз за стеклами не разглядеть. А глаза у человека, особенно незнакомого, – это главное. Если вместо чужих глаз видишь собственное отражение, закрадывается сомнение: а человек ли это вообще?
В своем противогазе с незатемненными окулярами Катя чувствовала себя почти голой.
– Салам, – обратился к ней местный со странным приветствием, в котором Кате послышалась насмешка. Потом добавил: – Привет, что ли?
Голос у незнакомца глухой, низкий и сиплый. Может быть, от природы такой, но скорее – из-за респиратора.
– Здрасьте, – растерянно отозвалась Катя, нервно сжимая рацию.
– Баба?! – удивился незнакомец.
Наверное, по голосу ее пол оказалось распознать легче, чем по мешковатой «химзе». Катя снова почувствовала себя голой.
– Вот, – она протянула рацию. – Командир велел передать.
– Угу, – незнакомец не спешил брать рацию, и Кате было неловко стоять вот так, с протянутой рукой. А еще ей было страшно. Страшно до боли в затылке.
– Значит, твой командир посылает на переговоры женщин? – затянутая в капюшон голова незнакомца чуть качнулась. – Вай-вай, как нехорошо!
Нехорошо, кто бы спорил. И кто бы втолковал это полковнику?
– Вы поговорите с ним. – Катя подняла рацию чуть ли не к зеркальным очкам собеседника.
– Поговорим-поговорим… – а он словно и не замечал прямоугольной коробочки с толстой упругой антенной. – Только сначала – с тобой.
Стало ясно: все будет не так просто. Катя обреченно опустила уставшую руку. Долго держать на весу рацию и тяжелый рукав «химзы» было утомительно.