Из глубины багряных туч

Я решительно прошагал к столу. Ничего не произошло. Комната по-прежнему полнилась беззвучным движением, копошением, мельканием. Я отважно включил свет настольной лампы — под классическим зеленым стеклянным колпаком. Немедленно я увидел перед собою на столешнице рядом с моими руками руки лорда Эл, бархатные обшлага рукавов его стеганого халата, белоснежные манжеты с золотыми запонками, с малахитами в них. Запонки и манжеты я увидал — не увидал только пальцев: словно фокус сбился, и видение рук его сошло на нет; по снованию запястья походило, что лорд Эл что-то писал. На диване я увидел вальяжно расположившегося джентльмена в темной дорогой паре, со смеющимся морщинистым лицом, которого сразу узнал: это был американец Магнус Фейн, непримиримый противник лорда Эл и мой во всем, что касалось (-n) — мерных Т-функций; я пошевелился, и все переменилось: исчезли руки лорда Эл, исчез Фейн, вместо него возле полок терлась Толстуха Маргрет в розовом платье и метелкой смахивала с них пыль… Любезный читатель, это не были призраки! Упаси меня и вас Бог от таких плоских благоглупостей; это было что-то оптическое; все эти зыбкие видения, силуэты, очертания, фигуры складывались из мельчайших, переливающихся под электрическим светом пылинок-кристалликов или чего-то в этом роде и распадались при малейшем моем движении, при малейшем изменении положения моего тела в пространстве, то есть при малейшем изменении угла зрения, на микрон! — но светящиеся всеми цветами радуги пылинки-кристаллики моментально организовывались в другие движущиеся силуэты и фигуры. Стоило наклонить голову на этот микрон — и все менялось. Предо мной мелькали лица — множество лиц, среди которых иногда попадались знакомые по цеху; чаще всего я видел читающего или листающего книгу лорда Эл на диване и у полок или его руки на столе рядом с моими руками, то есть я как бы сидел на его месте; двигалась Толстуха Маргрет, вытирала пыль, поливала из леечки фикус…

Я уже дотюмкал, что я вижу обрывки того реального, что происходило в этой комнате в прошлом. Несколько раз мелькнуло милое холено-румяное личико юной Дженнет; однажды она даже посмотрела прямо мне в глаза: она стояла спиной ко мне в белом шелковом домашнем халатике, опершись коленом на диван, брала с полки книгу и оглянулась на меня (разумеется, на того, кто когда-то сидел на моем теперешнем месте), что-то спросив…

Я сделал то, что в общем-то совсем не приличествует делать порядочному человеку: я заглянул в ящики стола. Они оказались пусты; тени лежавших там предметов и бумаг неприятно мелькали перед глазами, но ничего там не было.

Выскочив в коридор, я наткнулся на Дохляка с пылесосом в руках и на щекастую Толстуху Маргрет; она волокла в руках узел с чем-то мягким. При виде меня они оба остановились как вкопанные; гнев, растерянность, отвращение ко мне, Бог знает что еще одновременно исказили их несимпатичные, отталкивающие физиономии.

— Посторонние сюда не ходят, сэр! — проквакал Дохляк. — Таково было завещание милорда! Вы можете под суд попасть!

Я с наслаждением послал его.

В тире, где я положил на место украденный давеча пистолет, из нескольких асимметричных дверей я наугад попал на нужную и сразу выбрался в холл. И здесь, как и везде в доме, царила притемненность. Брамс едва слышался… Приглушенный свет нескольких светильников на стенах не высвечивал даже готических сводов потолка, который пропадал, невидимый, в темноте. В обстановке фойе было что-то средневековое.

Огромная входная дверь оказалась запертой. Я несуетливо, вполне деловито, отправился по полукруглому периметру холла. Одно из стрельчатых окон мне понравилось больше других; я попробовал открыть раму; она открывалась не по-английски — вертикально, а по-человечески — на петлях.

Чтобы избежать случайностей, я, наспех пообедав в ресторане, спустился в reception и забрал деньги, те самые десять тысяч долларов, обращенные в фунты, которые мне заплатила Сорбонна. Как только я закончу эти Записки с того света (а до этого уже недолго), я деньги через Western Union отправлю Рите в Москву; ей же пошлю и записки, почтой DHL. Все черновые материалы по Т-преобразованию я, вернувшись в номер, собрал и рассортировал в порядке, в котором Савва разберется. Монография будет им дописана, и остальную часть гонорара получит он. А эти десять тысяч я честно заработал.

Вонь становится невыносимой. Голова раскалывается.

Weiter, weiter!

Никакого труда не составило покинуть дом Дженнет через окно. Я спрыгнул на упругий травяной газон. Огромный пес беззвучно ринулся на меня из темноты, но я даже испугаться не успел: в пяти метрах от меня пес столь же стремглав, лишь на миг замерев, развернулся и бросился от меня опрометью, мотая напряженным шерстистым хвостом, прочь в непроницаемую ночь столь же беззвучно, как и появился.