Из глубины глубин(Большая книга рассказов о морском змее)

^{«Единственная фотография морского змея, замеченного близ Литтл-Рок жителями Ипсвича, штат Массачусетс». Мистификация фотографа Д. Декстера (1910).}

Георгий Гасенко МОРСКОЕ ЧУДОВИЩЕ (1920)

Разостлав по палубе свои продранные штаны, Фред Мартин уставился глазами на огромную дыру и задумался.

Приходилось выполнить совсем не легкую задачу.

Дыру требовалось залатать, иначе нечего было надеть.

А дыра была настолько велика, что тянулась по заду штанов от одного кармана до другого.

Задачу можно было разрешить весьма просто: выбросить штаны прочь. Но Фред на этот счет был несколько иного мнения!

Раздумывал он долго, решительно не обращая внимания, что сзади его уже минут десять пыхтел с трубкою в зубах старый Редтон, ожидавший результатов этого чрезвычайно глубокого размышления.

Заметив Редтона в ожидательной позе около Мартина, один за другим стали подходить и другие матросы — сбор всяких национальностей, какой бывал на каждом порядочном американском судне.

Первым подбежал самый любопытный — юнга Чезаре, потом швед Олаф Хензен, испанец Фернандо Черилльо, за ними Фридрих Шварц — немец, Эдуард Стерн — англичанин, и еще два американца, а под конец показалась из люка[65] голова самого Джо Ковля, или, как звали его восемнадцать лет назад в Кобеляках, Осипа Коваля.

Джо выволок свое толстое туловище из люка, и, покачиваясь как утка, подплыл к группе, окружавшей Фреда Мартина.

Но Фред будто окаменел и даже не взглянул на товарищей.

Все молчали, едва удерживаясь от смеха.

Наконец, Джо прервал молчание.

— Слушай, Фред. Та дырка, из за которой когда-то пошел на дно «Линкольн», была, ей Богу, много меньше этой, сказал он, указывая пальцем на разорванные штаны.

Могучий хохот покрыл его слова.

— Дай ему, Джо, целый брамсель[66], посоветовал кто то, когда хохот поулегся, — пусть сидит и шьет, если не хочет подарить Чезаре на половые тряпки.

— Да на такую пасть ему и грота[67] мало пробубнил в ответ Джо.

Фред, однако, молчал и лишь переминался с ноги на ногу.

— Ну, если ты не хочешь расстаться с этаким добром, предложил снова Джо, — идем, в самом деле, я дам тебе лоскут старого крюйс-бом-брамселя[68], нашьешь и все. Довольно ломать голову над глупостью, Мартин почесал затылок, но все же послушно под общий смех пошел за Ковлем.

Минут пятнадцать спустя, он уже сидел под фок-мачтой[69] и шил.

Палило солнце, и, если бы не маленький норд-ост[70], трудно, было бы людям вынести жару. Все металлические части «Каледонии» нагрелись до того, что к ним едва можно было притронуться рукой.

Большой парусный трехмачтовый корабль «Каледония» вез из Монтевидео в Гамбург несколько сот бочонков ванили и сейчас находился на 16° северной широты и 24° западной долготы в Атлантическом океане.

Определяя сегодня в полдень место, где шла «Каледония», штурман Кренс поздравил команду с землею, объявив, что к вечеру будут видны острова Зеленого Мыса.

Чезаре тотчас же приладил себе на самом верху грот-мачты сиденье, чтобы первому увидеть долгожданную твердь и получить за это от капитана чарку водки и доллар: давний обычай на всех кораблях.

Близость земли после долгого перехода тотчас отразилась на всем населении судна. Начались веселые разговоры, посыпались шутки, загремел смех — в этот момент хладнокровный Фред взялся зашивать свои несчастные штаны.

Шил он с усердием, одним ухом все же прислушиваясь к долетавшим с бака[71] разговорам.

Зайдя от солнца под навес, Эдуард Стерн рассказывал всей компании про необычайное упрямство квакеров[72], рассказывал нарочно громко, чтоб слышал Фред, который к этой секте принадлежал.

— Знаете ли, что случилось раз в Лондоне, — доносилось с бака, — на одной весьма узкой улице встретились с возами квакер и лютеранин. Каждый из них ждал, чтоб другой отодвинулся назад, но ни один не хотел уступить. Лютеранин — человек решительный, остановил коня, кинул ему на шею уздечку, скрестил руки на груди и сказал:

— Хочется мне теперь посмотреть, кто уступит?

Квакер натянул свою шляпу на самые глаза, выступил вперед и ответил:

— Я — здесь, здесь и останусь.

Потом оба упрямо и стойко принялись ждать. Лютеранин вытащил кремень, выбил огонь и закурил сигару. Квакер запалил трубку и принялся ее курить с величием и хладнокровием турецкого паши.

Вынул тут лютеранин из кармана газету, величиной с хорошую скатерть, и начал ее читать, кажется, с таким намерением, чтобы не пропустить ни одного слова.

Почитал он так несколько минут — окликнул его квакер и говорит:

— Милостивый государь, не будете ли вы так любезны дать мне газету, когда дочитаете ее до конца?

— Я больше не могу! — вскрикнул лютеранин, этот квакер собирается ждать тут до утра.

И он подался со своим возом назад, а квакер спокойненько поехал себе вперед…[73]

Мартин не сдержался, чтобы не ухмыльнуться, заслышав взрыв смеха слушателей Стерна.