Из глубины глубин(Рассказы о морском змее. Том I)

На борту парохода «Дон», в среду 10 августа, 29° 60’ северной широты и 42° 40’ западной долготы. Морской змей? (Рисунок по наброску Ш. Ренара, пассажира «Дона»).

Монстр казался старым, судя по его размерам, а также цвету и состоянию его загрубевшей шкуры.

Встречи с подобными животными происходят не впервые. Похожее существо наблюдал в 1847 г. португальский корабль «Лиссабон», капитан Жуан Альфонсо Зарка-и-Капеда. Дата соответствует шквалу насмешек «Шаривари» над «Конститюсьонель»[17] и разгулу картофельной эпидемии[18].

В 1864 году первый помощник с «Дона» видел похожее животное у берегов Японии и вытатуировал его изображение у себя на руке.

Завершая это сообщение, позвольте заверить, что монстра видели все нижеподписавшиеся в среду вечером, 10 августа 1881 года, без четверти десять вечера, и произошло это в точке с координатами 29° 60’ широты 42° 40’ долготы считая градусы от Гринвичского меридиана.

Ш. Ренар.

(Ниже следуют семь подписей указанных лиц).

1881

Пер. Л. Панаевой

Джон К. Хатчесон РАССКАЗ ДЖИМА НЬЮМАНА, или Встреча с морским змеем

— Вы бывали на Нигере, сэр?

— Конечно же нет, Джим! Ты же знаешь, что меня никогда не посылали в Африку, да и в другие места, если на то пошло. Почему ты спрашиваешь?

— Точно не скажу, сэр. Может, проклятый туман с моря чем-то напомнил мне Африку — хотя между западным берегом и Портсмутом мало общего, верно, сэр?

— Думаю, действительно мало. Но почему из всех мест на свете ты вспомнил именно о Нигере?

— Это целая история, сэр, — ответил он, многозначительно прищурив левый глаз и передвигая языком во рту табачную жвачку. — Да уж, целая история!

Джим Ньюман, старый моряк Королевского флота, давно вышел в отставку и для приработка к пенсии сдавал летом лодки в аренду отдыхающим горожанам. Сейчас он прислонился к рассохшейся угольной барже, служившей ему конторой. Баржа лежала далеко от воды, в безопасном сухом месте на берегу — на полпути между Саутси-Кастлом[19] и гаванью Портсмута. Джим, не отрывая глаз, глядел на пролив Солент и лежащий вдали остров Уайт. Мы с ним были добрыми друзьями, и ничто не доставляло мне большей радости, чем те часы, когда мне удавалось уговорить его (надо сказать, в особых уговорах он не нуждался) открыть закрома воспоминаний и рассказать мне историю-другую о старине, когда он плавал по морям в деревянных крепостях Англии и последним словом техники были парусные фрегаты, а не винтовые броненосцы на паровом ходу. Мы перебрасывались замечаниями о войне и погоде, когда он вдруг задал мне вопрос о великой африканской реке, подарившей бедным Самбо, так сказать, «место обитания и имя».

Бурные апрельские ливни успели смыть все следы бешеных мартовских ветров, и жара внезапно стала почти тропической. В воздухе не ощущалось ни дуновения, море лениво спало, иногда чуть подрагивая — но ни единый камешек не шевелился на берегу и волна растрачивала себя где-то вдалеке. С моря наползала тяжелая и плотная белая мгла. Она поглотила сперва остров, затем рейд Спитхеда и постепенно окутывала все вокруг своими мохнатыми и влажными, но теплыми складками. По словам Джима, туман с моря предвещал жару, и мы могли ждать обычного теплого лета, не то что в последние годы.

— Да, сэр, — повторил он, — многое я могу порассказать о смертоносном Нигере, и о Габоне, и обо всем том страшном береге от Лагоса до Конго, если мне захочется, уж поверьте! Этот морской туман напомнил мне Африку, мастер Чарльз. Я хорошо знаю проклятую белую тьму, что опускается, как занавес! «Саван белого человека» — так называли ее негры, и для многих она стала саваном: климат-то там убийственный, черт побери!

— Лучше сразу расскажи о Нигере, Джим, — попросил я, стремясь наставить его на путь истинный. Когда Джим начинал заниматься нравоучениями или впадал в сентиментальное настроение, дело обычно заканчивалось тем, что он бросался на все и вся. А когда Джим сердился, было уже не до историй.

— Слушаюсь, ваша честь! — сказал старик, тотчас принимая привычный безмятежный вид. Он снова подвигал языком табак и удобней оперся о баржу, на шканцах которой я устроился, свесив ноги. — Есть, ваша честь! Вы ждете историю? Что же, лучше мне сняться с якоря и отправиться в путь, пока еще виден штурвал!

— Полный вперед, Джим! — с нетерпением проговорил я. — Ты медлишь, как трехпалубный пароход!

Услышав мои понукания, Джим прочистил горло, то есть, как было у него заведено, глухо и хрипло покашлял — и без дальнейших проволочек приступил к рассказу.