Западная Украина не отдаст того, что приобрела после многих лет гнета и обиды. Она никому не позволит вмешиваться в великие дела социалистического строительства. Объединяются и братаются крестьяне, рабочие, трудовая интеллигенция. Это новый день и новая жизнь.
Западная Украина начинает новую, счастливую, свободную жизнь. Красное знамя развевается над Львовом.
САМОЕ БОЛЬШОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ
С тех пор как я оказалась по эту сторону бывшей границы, меня постоянно спрашивают о впечатлениях. Представители печати, рабочие с заводов, прохожие на улице. Взрослые и дети. Десять дней я испытываю затруднение — выразить словами то, что переживаю.
Впечатления?.. Десять дней я живу в невероятном, удивительном мире. Десять дней я попеременно то улыбаюсь, то глаза мои полны слез. Добрые, дорогие люди, как трудно мне выразить то, что мне хотелось бы сказать!
Каждая минута приносит с собой нечто новое, нечто такое, что является для меня неожиданностью и открытием. И больше всего меня поражает и радует не то, что показывают нам, приезжим, как доказательство могущества и расцвета Советского Союза. Заводы, театры, замечательные здания. Да, все это необычайно, замечательно. Но вся красота и вся сила новой жизни проявляется здесь прежде всего в человеке.
Сейчас, когда мне предстоит описать впечатления о пребывании в Харькове, я отбираю самые сильные из них, — я должна рассказать о двух встречах.
Нас привели на турбогенераторный завод. В огромном цехе гудели машины, с грохотом двигались вверху подъемные краны, отливали золотом и синевой стружки стали, свернутые, как древесные стружки. Справа и слева — длинные ряды машин. С помоста мы смотрели вниз, на механические чудеса, железные чудовища, послушные человеку. Этап за этапом проходило перед нами рождение турбины.
— А вот и готово! — сказал стоявший подле нас молодой паренек.
Его карие глаза светились радостью. Радость звучала в его голосе. Как он гордился этой готовой машиной…
Радость труда и радость созидания. Этот паренек был здесь с самого начала. С момента, когда на пустырь пришли люди, чтобы строить. С выемки земли, с черной работы начали и рабочие и инженеры. Над пустырем стала подниматься железобетонная конструкция. Потом загудели, загрохотали машины. И родилась первая турбина.
— Это все наш труд — с первого дня.
Сколько радости в глазах, сколько счастливой молодости в голосе. Я слушаю удивительнейший рассказ о том, как возник завод. Перед нами развертывается живая повесть, от пустыря до первой турбины. Героическая, простая, поразительная история.
Казалось бы — обыкновенное дело. Я и до того видела заводы. Гигант из красного кирпича, угнетающий город. Стены, отгораживающие от жизни. Заводы-вампиры, высасывающие кровь из жил, пожирающие легкие, откладывающие на лицах людей печать старости. Заводы-проклятия.
А здесь завод-друг, завод — любимое детище, завод — радость. Свой. Собственный. Завод — предмет гордости и любви.
И я уже не слушаю объяснений. Все равно я ничего не понимаю в машинах и прислушиваюсь лишь к интонациям проводника. Как ему хочется все нам показать, разъяснить, рассказать! Чтобы мы точно уяснили себе, какую огромную, замечательную работу они выполняют здесь, как много дают советской отчизне.
Гудит, дышит, работает огромный цех. Да, здесь светло, чисто, свежо. Но вся красота завода лучше всего выражена в нашем проводнике. Он излучает радость, гордость, любовь. И думая о тех заводах — заводах-молохах, и о тех людях — людях, съедаемых непосильным трудом, — я лишь сейчас понимаю, что такое советский человек и советский завод.
А вечером ко мне в гостиницу приходят двое рабочих с того же завода. Старый и молодой. Один, который сидел еще в царской тюрьме, другой, который рос уже после революции.
Я слушаю стихи. Рабочий спрашивает, как они мне нравятся. Что сказать ему? Хотелось бы сказать очень много. И очень, очень сердечно. Но слова застревают в горле.
Сварщик, передовик. Работает, учится в институте — и пишет стихи. Он спрашивает меня о разных вещах — он все хочет знать. Проверяет, нет ли в стихотворении о Западной Украине каких-нибудь ошибок. Хочет, чтобы все было верно, добросовестно. Спрашивает, одобряю ли я, что он избрал темой демонстрацию под Луцком, где полиция убила учительницу.
И он сам не знает, как это прекрасно, что та, убитая, о которой даже заметки нельзя было нигде поместить, дождалась стихов о себе, стихов рабочего с советской свободной земли.
Стихи — планы — завод. Завод — гордость и завод — любовь.
Получаю на память стихотворение-песенку о папанинцах. Как много дает мне этот юноша, и какой бедной я чувствую себя в этот момент!.. Чем я могу отплатить за такой дар?
Я видела много изумительных, замечательных вещей на советской земле. Видела и еще увижу стройки, заводы, плоды труда и энтузиазма.