Читаем Из гривы Пегаса. Сборник стихотворений полностью

Там – где-то внутри – всё не то, всё не так.


Да, выбрано милой другого тепло,

Твоё без надежды уж смотрит окно.


В дремучую полночь, бездонную даль,

Откуда-то сверху снисходит печаль.


И ты улыбнёшься: живи и люби,

За жалобы к звёздам меня ты прости.


Стенания тише всё будут звучать,

Чтобы под утро замолкнуть опять.


А утром та чья-то забудется вновь,

Пускай, ты дарил ей цветы и любовь.


Пока не заглянет вечер в окно,

Ты будешь силён – тебе всё равно.

21.05.2007

К

N

.

Я скучаю, лёжа на диване,

Я скучаю, сидя у окна,

Я скучаю, расслабляясь в ванне,

Я всё время вижу, даже в снах:


Твоих глаз улыбчивые искры,

Твоих губ рассветные лучи;

Ты сестрица неумолчной лиры,

Ты в душе поэта – свет в ночи.


Пламенеет лик на сердце ясный,

Разменяю вечность тьмы на миг,

Полный веры в счастье и опасный,

Как минувшего на водной глади блик.


Не проронишь слезы умиленья,

Всё спеша, неведомо куда;

Я же все метанья и сомненья

Заменю любовью навсегда.

07.01.2007

К

N

– 2.

Как утро раннее, рассветное

Стучится лучиком в окно,

Так ты пришла, моя заветная,

Ты с этим утром заодно.


Привет, ты помнишь начинанья?

Всё было светлым и большим…

Я помню… Помню душ венчанье,

И всё, что следует за ним.


Тебе писать – не боль, не мука,

Моё призвание подчас,

Во мне ты будишь силу духа:

Тогда, потом, и вот – сейчас.


Ты появилась нежной лирой,

Бутоном розы среди бурь.

Наивной, доброй, нежной, милой,

И согнала с души всю хмурь.


Но я был не готов, я каюсь,

Принять сей дар своей судьбы,

За то и странником скитаюсь…

Но тут не я герой, а ты…


Да, я был груб и сеял хаос,

И чувства все пустил под нож…

Ты шла ко мне, ты шла без пауз,

Не зная, спишь ли ты, живёшь?


Груз неподъёмный – ждать напрасно

Под зимней вьюгой под окном,

И ты ушла, ушла в ненастье,

Забыть пытаясь нас вдвоём.


Но это не забыть так просто:

Иль холод в сердце, иль – тепло,

А чувства требовали роста

И колесо судьбы пошло…


Крутилось, изменяя мысли,

Улыбки глаз, движенья рук,

В иные привлекая выси,

В иные сны от разных мук…


Колесо судьбы – как непрерывно вращающаяся рулетка. Сегодня оно позволяет тебе думать, что ты выиграл, стал хозяином мира… но ты постоянно вынужден делать ставки, причём всё больше и больше. И вот уже завтра оказывается, что ничего не было, кроме иллюзии…

А в следующее мгновение тебе достаётся кот в мешке…


Ты хорошела, расцветала,

Как ангел, верящий в любовь,

Хранительницей сердца стала…

Поэт, таких лишь славословь!


Ты стать нечаянных спасений,

Надежда, что минёт беда,

Защита от судьботрясений –

Такая только ты одна.


Не нужно и прикосновенья,

Излечит только светлый взгляд,

Ты так несла своё служенье,

Не зная, что уж близок ад.


У нищего, что можно выкрасть? –

Его тряпьё и жизнь в груди.

Младенца на помойку выбрось –

Он сразу путь свой прекратит.


А любящего как обидеть?

Как ненависть ему привить?

Ему ж любимого не видеть,

Что и в могилу угодить.


Ты не сломалась, ты жила нарочно,

Наперекор, напротив, вопреки…

Хоть жить порою стало тошно,

Хотелось вниз – в течение реки.


Но жизнь – река, и ты в её пучине,

И где-то проплывают берега,

Не изменить – мы отданы кручине,

И каждая потеря дорога…


Но ты помнишь бутон розовой розы? Он не умер… она не умерла… ты не умерла… Замёрзла – да, но это не смерть. Лёд хрупок – вода нет. Вода испаряется, но медленно…

Снова вспомни реку. Зимой по ней можно ходить, но всё равно, подо льдом любой толщины есть незамёрзшая вода, в которой есть жизнь…

Так и там – внутри – есть жизнь. Да, я до сих пор люблю ту девочку, но она внутри тебя, она жива, я знаю…


Ты стала странной, как суровый бог,

Пегас без крыльев был бы вам подобен,

Пыль городов, не отрясая с ног,

Бредёт твой дух: не весел и не злобен.


Не твёрда поступь – всё вокруг не так,

Всё ново, переменчиво и лживо.

Весь мир вокруг – один чумной барак,

Всё существует, будто для наживы.


Ты человечек в мире тёмных тайн,

Сплошная ночь, во что ты ни посмотришь,

И под ногами чувствуется край,

То Бездны песнь, и ей ты, сердце, вторишь.


Замри на миг. Что там за огонёк?

Кто и зачем разжёг огарок свечки?

Ах, это – бывший милым нам денёк

Разжёг светила огненные печки.


Но ты идёшь во тьму от света прочь,

Не веря предававшим в жизни прошлой…

Ни там, ни здесь не могут уж помочь,

И всё сведётся к брани: грубой, пошлой.


В груди ответом теплится едва

Искра последняя, никак не разгораясь.

Одна. Не полтора, не два,

Одна идёшь, всё больше убеждаясь,


Что искры погасают под дождём,

Что не к тебе весёлые их блики,

Становится лишь страсть для них вождём,

Слова любви – животных стадных крики.


Что там вдали? – ужель не всё равно.

К чему идти, коль сбиты шквалом вешки?

Что было, то прошло давным-давно,

А тут ты не дотянешь и до пешки.


Но не грусти, мне больно видеть слёзы

В далёкой глубине любимых глаз.

Всё тщетно: от поэзии до прозы.

Иль важна даже пара тёплых фраз?


Ты не умрёшь – ты будешь жить в моей памяти и памяти обо мне.

Ты не умрёшь душой, потому что души ангелов бессмертны.

Твой портрет во мне. Он не имеет реальных границ, только образы.


Ты помнишь утро? Мы в одной постели,

Не нужно никуда бежать,

Дурман любовного похмелья

Не отпускает… Так держать!


Ты вся из света, счастье искренне,

Глаза – весенний ручеёк,

Тепло души и тела – истинны,

Слова нужны наперечёт.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза