Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

Изучая газетные рецензии о концертах Кубанского войскового хора, можно ошибиться в выводах о состоянии общего и музыкального образования в нем. Не дают полной картины и очерки истории войсковых певческого и музыкантского хоров И. И. Кияшко. Нельзя, конечно, огульно сказать, что в хоре в деле воспитания и образования все обстояло плохо, но в целом картина была неудовлетворительной. Разучивание произведений проводилось с голоса или скрипки. Хористы не всегда имели элементарные понятия о музыкальной грамоте, не говоря уже о теории хорового пения. В газете «Кубанские областные ведомости» (№ 18 за 1882 г.) отмечалось, что хор пел лишь гамму, а по музыкальной грамоте знал только размер такта. Певчие старшего поколения, прослужив в хоре около двадцати лет, оставались зачастую неграмотными. Мальчики, прибывшие из станиц, жили на частных квартирах, а городские — у родителей. Взрослые певчие много времени уделяли игре в карты и выпивкам, а мальчики — певчие были предоставлены самим себе.<…>

Хор в праздники делился на две части и в полухорных составах шел поздравлять жителей города, проживавших по ул. Красной. За поздравления хористы получали различные подношения: деньги, продукты, сладости, а затем взрослые заходили в трактиры, духаны, погребки и т. п. Ни войсковое начальство, ни заведующий хорами не пресекали эти «походы», а в итоге они способствовали ухудшению дисциплины и качества звучания хора. Никто не заботился о том, чтобы мальчики читали доступную литературу и разумно проводили свой досуг. И если наиболее пытливым из них удавалось достать какую‑либо книгу, то это было большим счастьем для всех юных певчих. Чаще всего это были календари. Журнал «Детское чтение» и детская художественная литература были редкими гостями у ребят.

В штаб Кубанского войска художественная литература приходила, но о ее дальнейшей судьбе никто не заботился, и книги оставались лежать на складе, иногда даже нераспакованные.<…>

Отбор мальчиков в войсковой хор проводился в строго приказном порядке. Регент приезжал в станицу, где по требованию атамана в правление вызывалось десять — пятнадцать мальчиков и их под скрипку заставляли спеть тот или иной звук или песню. Если музыкальные данные какого‑либо мальчика устраивали регента, то родителям сообщалось об этом. Иногда мальчиков забирали в хор без согласия родителей. Автор воспоминаний К. Живило о своем пребывании в хоре заметил: «На казачат смотрели как на рабов…»[6].

Для пения в церкви утренней службы мальчики должны были рано просыпаться и идти в собор через весь город. В зимнее время на улицах города было столько грязи, что можно было проехать лишь на лошади, и мальчикам приходилось пробираться дворами и огородами, перелезая через десятки заборов и отбиваясь от целых свор разбуженных собак.

Где‑то в 70–х годах XIX века наряду с мальчиками — казачатами в войсковой хор начали принимать и мальчиков из семей иногородних, что, конечно, намного увеличило возможности выбора лучших голосов в хоре.

Взрослые певчие в основном проходили действительную военную службу в войсковом хоре. Для детей же казарменная обстановка была очень тяжелой, а если учесть, что они в хоре не получали ни общего, ни достаточного музыкального образования и никаких умений, то им лучше было бы оставаться в своей семье.

Когда же голос у мальчиков менялся (мутировал) или ухудшался от непосильной нагрузки и отсутствия правильной постановки голоса, дети и подростки исключались из хора. Такова судьба мальчиков — певчих была не только в войсковом хоре, но и во всех хорах России.

Чтобы лучше представить положение мальчиков в хорах царской России XIX века, достаточно познакомиться с высказыванием Н. А. Римского — Корсакова о состоянии обучения и воспитания в Петербургской капелле, одним из руководителей которой он был с 1883 по 1893 год.

«Безграмотных… мальчиков, забитых и невоспитанных, кое‑как обучаемых игре на скрипке, виолончели и фортепиано, при спадении голоса большей частью постигала печальная участь. Их увольняли из капеллы, снабдив некоторой выслуженной ими суммой денег, на все стороны, невежественных и неприученных к труду. Из них выходили писцы, прислуга, провинциальные певчие, а в лучших случаях невежественные регенты или мелкие чиновники. Многие спивались и пропадали… Весь строй учебного дела, как по инструментальному классу, так и по регентской специальности, установленный автором «Боже царя храни» Львовым, никуда не годился. Надо было все переделывать или, лучше сказать, создать новое»[7].

Музыкально — теоретические занятия как со взрослыми, так и с детьми проводились по инициативе руководителей хоров и не являлись обязательными. Аналогичное положение было и в войсковом хоре, где из многих регентов в XIX веке только М. И. Лебедев углубляет и расширяет познания певчих по музыкальной грамоте. А в одном из ведущих хоров России, в Придворной капелле, лишь М. И. Глинка, став преподавателем капеллы (1837–1839 гг.), с большим энтузиазмом взялся за вокальное и теоретиче — ское образование малолетних и взрослых певчих.