Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

В 1949 году П. И. Лысоконь оставляет работу в Краснодарской филармонии. В течение последующих трех лет в коллективе меняются несколько художественных руководителей. Это отрицательно сказывается на настроении артистов, качестве их выступлений. Реорганизация, проведенная под руководством заслуженного артиста Таджикской ССР П. С. Мирошниченко, художественного руководителя ансамбля с 1952 года, способствовала улучшению сценического облика коллектива, качества репертуара. И результат не замедлил сказаться — по итогам гастролей в 1952 году наши «казаки» оказались в числе ведущих хоровых коллективов страны.

В 1955 году П. С. Мирошниченко по состоянию здоровья покидает коллектив, и художественным руководителем становится молодой талантливый хормейстер В. Н. Малышев.

Интересна была попытка Малышева возродить на базе ансамбля некоторые черты давно умолкнувшего Певческого хора Кубанского казачьего войска. Так, в 1956 году зрители увидели хор только в мужском составе (женщины принимали участие лишь в плясках). Песни народов СССР в программе уступили место кубанским казачьим, строже и академичнее стала исполнительская манера.

«Ренессанс», однако, был недолог. Колхозная Кубань, шагавшая в ногу со всей страной, не сегодня — завтра должна была «догнать и перегнать Айову», и искусство старалось не отстать от общего напряженного ритма. А тут вдруг — шаг назад, старина… Критика отметила, что «несмотря на отдельные удачи, хор оставляет весьма посредственное впечатление… В его палитре не стало важных тембровых красок, порой не хватает сочности и силы звучания, нет полноты гармонии…»[31].

Лишь в 1958 году ансамбль вновь пересечет границу края — его встречают в Прибалтике, а в 1959–м — в Белоруссии, Ленинграде, Чечено — Ингушетии, Дагестане.

Творческое развитие ансамбля тех лет можно определить кратко: поиск своего лица, своего сценического «я». Этим оправдывались и сокращения, и увеличения штатов, и репертуарные изменения, и изменения внешнего облика артистов, тембровой палитры пения и прочие элементы реорганизации.

Критика старалась подсказать самый правильный путь.

«Он (ансамбль. — Авт.) должен освоить и популяризировать фольклор Кубани, классические произведения русских и иностранных композиторов»[32].

«Хотелось бы, чтобы в репертуаре были поставлены песни и пляски стран народной демократии, братского китайского народа»[33].

Художественные руководители стремились реагировать на критику. Однако формальные реорганизации, затрагивая зачастую лишь внешнюю сторону деятельности коллектива, ожидаемого успеха не приносили, так как ни артисты, ни те, кто их слушал, сути необходимых перемен не понимали.

В эпоху, когда традиционное народное пение часто считалось «устаревшим» примитивом, связанным с «реакционными» обрядами, когда многие заведующие колхозными клубами мечтали не о фольклорных ансамблях, а о симфонических оркестрах и оперных труппах, ансамбль не мог искать свое подлинное творческие «я» там, где его только и можно было найти — в глухих уголках края, где еще слышалось иногда пение старинных казачьих песен.

Желая «двигать» народ в «светлое будущее», коллектив не мог учиться у его прошлого. Да, народные песни включались в репертуар. Но в каком виде? Стерильные обработки подгоняли образ народной песни к сочинениям типа «Казаки да казаки» М. Блантера или «Казачья песня» из оперы «Поднятая целина» И. Дзержинского. Для «свежести восприятия» в концертах к ним прибавлялись вальс «Амурские волны» и песни «Я сейчас такой влюбленный» В. Мурадели, «Зайчишка лопоухий» Е. Родыгина и др., пользовавшиеся успехом у невзыскательной части слушателей…

Таким и запомнился общий план Ансамбля песни и пляски кубанских казаков 50–х годов…

<…>

В 1960 году приказом Министерства культуры РСФСР Ансамбль песни и пляски кубанских казаков переводится из разряда профессиональных в самодеятельные!

Этот приказ имел свою подоплеку.

Желая блеснуть на Всесоюзной олимпиаде в Москве в 1959 году (напомним, это было время бума «художественной самодеятельности»), кубанские самодеятельные сельские хоры на время выступлений в столице были «укреплены» профессиональными певцами из состава Ансамбля казаков. «Как сейчас помню овации зала на ВДНХ, — вспоминает солист ансамбля П. Мотуз, — удивление и восторг публики, когда мы, артисты — профессионалы, запели кубанские народные песни. Голосища у нас были молодые, крепкие, поставленные — заслушаешься… А ведущая концерта объявляет нас — комбайнер колхоза такого‑то, механизатор, полевод… За кулисы приходили дивиться после на «механизаторов». А высокое начальство сделало свои выводы: коль скоро такие прекрасные голоса в кубанской самодеятельности, то зачем Кубани профессиональный хор, поющий нисколько не лучше? Так вот мы и «погорели»[34].