Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

Из Приказа Кубанского Войскового Атамана от 25–го февраля 1921 года за № 14, изданного в гор. Константинополе:

«…Песня эта неоднократно играла историческую роль в жизни Кубанского Казачества… По возвращении Кубанцев в родной Край из 1–го Кубанского похода песня эта пелась во всех торжественных моментах жизни Кубанцев…

Ныне, когда мы выброшены на чужбину, пусть песня эта напоминает нам о славном боевом прошлом, о радостях побед и о тяжелых страданиях трехлетней борьбы за счастье Родины и за свою свободу, пусть напоминает она наши станицы, хаты и брошенные семьи. С этой песней мы снова пойдем освобождать родную землю.

В виду отсутствия у нас гимна и в виду того значения, которое приобрела песня «Ты Кубань, ты наша Родина», приказываю впредь до рассмотрения этого вопроса в Кубанской Краевой Раде, считать ее Войсковой Песней и пение ея сопровождать почестями, присвоенными Народному гимну».

Подлинный подписали: Кубанский Войсковой Атаман Генерал — Майор Науменко и Председатель Кубанского Правительства Д. Скобцов

История кубанского войскового гимна

Не говоря уже о рядовом казачестве — редко кто из казачьей интеллигенции, даже и офицерства, знает — откуда и когда появилась эта песнь, ставшая впоследствии «Войсковым гимном Кубанского Казачьего Войска», и кто таков ее автор.

Автора давно уже нет в живых. Он расстрелян большевиками в Тифлисе еще тогда, в период их первого владычества, за свои смелые выступления против них. Это был полковой священник 1–го Кавказского полка Кубанского Казачьего Войска — отец Константин Образцов. Какого места России он уроженец, где он раньше служил, откуда он прибыл к нам — мы тогда этим как‑то не интересовались, но в полк он прибыл еще до войны 1914 года, в город Мерв Закаспийской области (Туркестан), где 1–й Кавказский полк имел постоянную «стоянку» еще со времени завоевания этого края, с 1881 года.

Отец Константин имел внешне неказистый вид и был с некоторыми недостатками и странностями. Маленького роста, слегка сгорбленный, близорукий, всегда в очках и всегда как‑то всей своей неказистой фигурой, смотревший вперед и вниз, всегда с красным одутловатым и лоснящимся лицом, с худенькой рыженькой поповской косичкой на голове, с жирными и короткими пальцами на руках, в полуистоптанных сапогах — он производил на всех самое заурядное впечатление, чтобы не сказать худшее. К тому же он не отличался чистоплотностью. А если принять во внимание, что порою он не отказывал себе в лишней рюмке водки и не останавливал себя в «речах» при всех абсолютно случаях, с подчеркиваемой мыслью о какой‑то «правде» — то его даже недолюбливали, слегка третировали, а казаки, в особенности его «причт», подсмеивались над ним за глаза.

Любил он при всех отправлениях своих церковных «треб» говорить проповедь, при венчании — «слово», и — если кто в них вникал — они были не лишены глубокого евангельского содержания. Говорил же он всегда с увлечением, даже как будто порою «мудрствовал».

Но наряду с этими странностями и недостатками он имел большой запас гражданского мужества, порою наивно — вызывающего. За эту свою «правду» и «смелость» он и поплатился самым ценным для себя — жизнью.

А вот один характерный случай.

В 1915 году в Турции, в селении Санжан, на Войсковом празднике, в просторной палатке командира полка на оскорбительную остроту последнего (командир полка любил подтрунивать над всеми. То был полковник Д. А. Мигузов — казак Терского Войска) отец Константин незамедлительно, в присутствии офицеров, ответил ему дерзким вызовом, и когда командир вынудил его удалиться вон — он, войдя в свою палатку, стоявшую здесь же рядом, — в оскорбленном бессилии громко запел «Отче наш…».

Офицеры вначале переглянулись между собою, улыбнулись, но… веселие как‑то не пошло. Видимо, душа была на стороне священника.

* * *