Таковы самые краткие характеристики шести летописцев, которых мы должны сопоставить с автором «Слова». Нам хочется, прежде всего, приглядеться внимательнее к двум летописцам-поэтам — «Галичанину» и Моисею: так как с кем же и сравнивать поэта, как не с поэтами? Но здесь нас ждет полное разочарование: это не та поэзия, которая так покоряет в «Слове о полку Игореве»; здесь церковное витийство, связанное с идеей покаяния (повесть о 1185 г.), или витийство церковно-философского содержания, прославляющее мудрость бога и сочетающее это с непомерной лестью князю (кантата Моисея).
По этой же причине отпадут еще три летописца: Поликарп, игумен Киево-Печерского монастыря, любитель церковных сентенций и церковного календаря, и летописец Святослава, перегружающий свою речь громоздкими библейскими терминами. Даже Кузьмище Киянин, очевидно, не принадлежавший к духовенству, должен отпасть, во-первых, потому, что он тоже очень заботился о насыщении своей повести цитатами церковного характера, а во-вторых, еще и потому, что несмотря на свое прозвище он не был связан с Киевом в 1160–1170 гг., а писал ли он в 1180-е гг., мы достоверно не знаем. Остается один, самый главный, самый плодовитый летописец, условно названный мною Петром Бориславичем. Он единственный рыцарь среди церковников-летописцев, единственный писатель, пренебрегавший церковными цитатами, церковным календарем, не применявший библейских выражений, не знавший придворной льстивости. Поле поиска сузилось.
Прежде чем перейти к более внимательному ознакомлению с этим интереснейшим единственным светским летописцем XII в., следует заранее парировать одно возражение: как можно отвергнуть двух поэтов и остановиться на летописце, который почти не прибегал к поэтической форме? Ответ простой: разница жанров. Читая сухую, почти летописную по форме «Историю Петра Великого» Пушкина, нам трудно представить, что на эту же тему этот же автор мог написать лиричную незабываемую «Полтаву», где вместе с тем высказаны и все историко-политические взгляды автора.
Помня о существенной разнице жанров, будем сопоставлять не непосредственно летопись с поэмой, а те авторские черты, которые проглядывают сквозь каждое произведение.
Начнем с социальной среды. Автор «Слова о полку Игореве» — боярин, киевлянин; автор летописи Изяслава Мстиславича и Рюрика Ростиславича — боярин, киевский тысяцкий. Оба они превосходно знают военное дело; летописцу чаще приходилось касаться стратегии и тактики сражений, поэту — оружия и доспехов, но оба они зарекомендовали себя знатоками рыцарского дела. И летописец, и поэт чужды церковности; у летописца не было случая вспомнить о языческих богах, но, датируя одно событие, он пренебрег церковным отсчетом от пасхи, и дал языческое определение: «на русальную неделю». Оба автора держатся независимо по отношению к князьям; летописец даже критикует своего князя, того князя, которому он служит мечом и пером, если его князь увлекается пустыми завоевательными замыслами. И летописец, и поэт — враги усобиц, сторонники мира между русскими князьями, но оба они выступают горячими патриотами, когда речь идет о войнах с половцами, об обороне Руси. Князья делятся ими на хороших и плохих в зависимости от степени их участия в общей оборонительной борьбе. И когда дело доходит до походов в степь на вероломных половцев, нарушающих договоры о мире, здесь и наш летописец Петр Бориславич становится поэтом. Бот как звучит у него начало описания похода 1168 г.:
Как близко, как родственно это тому, что поэт написал в 1185 г.:
Именно в этом описании похода 1168 г. употребляются те же самые тюркские слова, которые мы находим и в «Слове о полку Игореве»: «чага» и «кощей». И в летописи Петра Бориславича, и в поэме мы видим как определенный литературный прием, как проявление одинакового метода мышления широкие географические картины, позволяющие рассмотреть каждое частное явление на развернутом общем фоне.