Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

В мартовской книге журнала «Атеней» за 29 г., издаваемого М. Г. Павловым, напечатана статья «Антропологическая прогулка». Там упоминался иронически какой-то гвардейский офицер. Великий князь Михаил Павлович, командир Отдельного гвардейского корпуса, счел это обидным для гвардии, подал представление на высочайшее имя. Царь потребовал от Бенкендорфа объяснений. Тому пришлось оправдываться. Он ссылался на глупость цензора, (В. В. Измайлова — писателя, человека образованного и совсем не глупого), на неосмотрительность и невежество Павлова (профессора московского университета). Важно было найти отговорку.

Восстание 30 г. в Польше. Драма Погодина «Марфа Посадница», в весьма благонамеренном патриотическом тоне. Цензор С. Т. Аксаков не имел к ней никаких претензий, но в связи с французскими и польскими делами решил посоветоваться с Бенкендорфом, послал ему пьесу. Тот ответил любезным письмом: о том, что читал «Марфу Посадницу» с величайшим удовольствием, что она написана в духе благородном и похвальном, он не предвидит ничего, что могло бы помешать ее выходу, но… советует « в предупреждение какой-нибудь неприятности, отложить обнародование сего сочинения до перемены нынешних смутных обстоятельств». Дав такой совет, Бенкендорф оставляет разрешение пьесы на усмотрение Аксакова, который, естественно, ее запретил. Зато Погодин был награжден за статью о правах России на Литву, посланную им Бенкендорфу, позднее отправленную автором в «Телескоп». Бенкендорф спрашивал Погодина, какого награждения тот за нее желает: она «читана (т. е. читана царю — ПР) и понравилась».

Хотели дать награду и Каратыгину за громогласный «рёв»: «Гром победы раздавайся» из водевиля «Знакомые незнакомцы», имевшего огромный успех, понравившегося Николаю. Бенкендорф, разговаривая с Каратыгиным на эту тему (он хорошо знал артиста, поддерживал с ним дружеские отношения, бывал в его доме), намекнул, что можно многое выиграть, и во мнении царя, и в авторской карьере, если вставить в водевиль несколько куплетов о нынешних событиях (Польша, холера и пр.). Тот не согласился, отказался, сказал, что не хочет профанировать своих патриотических чувств. Бенкендорф якобы с похвалой отозвался об этом решении: Я вас любил, как человека талантливого, а сейчас уважаю, как честного.

О цензурной истории 31 г., связанной с публикацией в «Северной пчеле» юмористической заметки «Станционный смотритель», см. выше, там где идет речь о Булгарине.

В 32 г. в довольно консервативной газете «Северный Меркурий» помещена ироническая статья Кори «Естественная история ослов». Автор хвалит ослов, говорит, что они, под разными названиями, весьма распространены, занимают важное место в свете. Каждый человек знает, что ни серая шерсть, ни длинные уши, ни даже четыре ноги не составляют примет, по которым узнаются ослы. Один немецкий писатель утверждал, что их можно узнавать по крику, имеющему сходство со словом Ja, что по-русски значит Да. «Но и сия примета неверна, ибо есть множество ослов, которые нередко кричат: нет! нет!»Видимо, Кори намекал на цензуру. А, может быть, круг его иронии был и несколько шире. Во всяком случае, Бенкендорф возмущен. Приняв это и на свой счет? — ПР. Он пишет Ливену, что цензор должен быть наказан, а издатель «Северного Меркурия», М. А. Бестужев-Рюмин, предупрежден, что при повторении « столь неблагонамеренной и дерзкой статьи»(т. е. статей в подобном духе- ПР) ему будет запрещено издание.

Многочисленные придирки к Никитенко, автору дневника, с самого начала его деятельности. Ему пришлось «отдуваться» и как автору статей, и как либеральному цензору. В 27 г. в статье Никитенко «О политической экономии» цензор вычеркнул многие места. Например, он придрался к фразе: Адам Смит полагал свободу промышленности краеугольным камнем обогащения народов. По словам цензора, краеугольный камень есть Христос, поэтому такой эпитет нельзя применять ни к чему другому (59).

В 33 г. Никитенко читал попечителю (К. М. Бороздину), его другу и покровителю, свою статью «О происхождении и духе литературы», подготовленную к печати. Тот посоветовал исключить несколько мест, по его словам, весьма благонамеренных и в нравственном, и в политическом отношении. На вопрос Никитенко, зачем же их исключать, Бороздин ответил: «их могут худо перетолковать — и беда цензору и вам» (128).