Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

В отличие от предыдущего, новый устав предписывает руководствоваться только явным смыслом (параграф 6): брать «всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону», «не делать привязки к словам и отдельным выражениям», «не входить в разбор справедливости или неосновательности частных мнений и суждений писателя» (параграф15). Устав предписывал не обращать внимания на ошибки авторов в слоге, в литературном отношении. Дозволялось высказывать суждения о книгах, театральных представлениях, зрелищах, о различных улучшениях, новых общественных зданиях (параграф 12). Уже существующие периодические издания могли быть запрещены только по высочайшему повелению (параграф 17). Периодические издания по словесности, наукам, искусству разрешались Главным Управлением, а не царем (параграф16). Всё это являлось довольно существенным улучшением.

Упрощена и структура руководства цензурой. Последняя входит, как и ранее, в министерство просвещения. Высшая инстанция — Главное Управление Цензуры, подчиненное министру народного просвещения. Главное Управление состоит из президентов академий наук и художеств, товарища министра народного просвещения, управляющего III отделением собственной его величества императорской канцелярии, попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, нескольких чиновников разных министерств. Главному Управлению подчиняются цензурные комитеты в Петербурге, Москве, Риге, Вильне, Киеве, Одессе, Тифлисе, которые состоят из цензоров, под председательством попечителя учебного округа. Сохраняется цензура Синода. Появляется особая иностранная цензура.

Вообще устав 1828 г. положил начало множественности цензур. Известия об августейших особах, придворных приемах, праздниках передаются на рассмотрение министерства Двора (параграф 9). Иностранные книги — цензуре иностранной, при почтовом ведомстве. Военные известия — цензуре при Главном штабе (позднее создана особая цензура, которая отменена в 1858 г.). Она же контролирует военную газету «Русский инвалид». Периодические издания в приграничных областях (Прибалтийской, Виленской, Гродненской, Новороссийской) — цензуре начальников губерний. Медицинские журналы и книги, помимо общей цензуры, должны быть одобрены медицинскими академиями или медицинскими факультетами университетов. «Сенатские ведомости» — цензуре Сената. «Санкт-Петербургские ведомости» — цензуре министерства иностранных дел. Афиши и объявления — цензуре полиции, т. е. министерству внутренних дел. Драматические произведения — цензуре III отделения. Позднее цензура все более дробилась по ведомствам. Министерства и другие инстанции стали требовать на просмотр всё, что их как-то касалось. При этом компетенции цензур нередко переплетались.

Осенью 1828 г. молодой А. В. Никитенко, позднее известный либеральный цензор, профессор, писатель, мемуарист, принимает участие в составлении примечаний к цензурному уставу. Он, видимо, уточнял общие указания применительно к повседневной цензурной практике. В целом устав 1828 г. Никитенко нравится. Он и в дальнейшем остается его сторонником (477-8). По мнению Никитенко, устав одушевлен желанием отечеству благоденствия с помощью просвещения, развитие которого невозможно без благоразумной свободы мыслей. Никитенко отмечает, что многие «гасители света», враги просвещения недовольны уставом: уже возникли жалобы на его излишний либерализм, предоставляемую им чрезмерную свободу мысли. В работе над примечаниями многое пришлось смягчить (о сатирических сочинениях на пороки духовенства). В 1829 г., вновь с похвалой отзываясь об уставе, Никитенко пишет, что он свидетельствует о добрых намерениях царя, решает вопрос «Полезно ли России просвещение?» и решает его положительно. Но при этом Никитенко прозорливо добавляет: это в теории, а как будет на практике — увидим (85). Никитенко оказался пророком: из его дальнейших дневниковых записей видно, что опасения были не напрасны. И всё же устав не столь уж плох.