Из хорошей семьи

Глупый, простой, невоспитанный человек, но рядом с ним Яна пребывала в какой-то эйфории, в иллюзии, что мир – это простое и радостное место, и не хотелось торопиться обратно в правду.

Янина мама часто сетовала на свою невезучесть, мол, судьба никогда не делает ей подарков, зато сурово наказывает за любую провинность и требует немедленной расплаты за каждое удовольствие. Например, если удавалось достать билеты в театр, то можно было быть уверенной, что, вернувшись оттуда, найдешь дома заболевшую дочку или прорыв канализации.

Похоже, это качество передалось Яне по наследству.

Утром все ее мысли были заняты Виктором Николаевичем, хоть он и не заслуживал, конечно, такой чести. Почему он не лез целоваться, как другие ее поклонники столь же недалекого ума? Просто проводил до дома, и все. Даже на ты не попросил перейти… Да, да, данное предложение должно исходить от женщины, но колхозник Зейда откуда это знает?

Не хочет больше с ней общаться? Зачем тогда водил в кино и в кафе? Она же не навязывалась!

В качестве благодарности, что ли? Ты сходила со мной в архив, я тебя прогулял, так что мы в расчете?

Или проучить решил, смотри, Яночка, от чего ты отказалась.

Или все гораздо проще и обиднее – она Виктору Николаевичу не понравилась. Увидел, какая она блеклая серая дура с глазами неопознанного трупа, конечно, что тут может привлечь полнокровного самца? На первых свиданиях Яна всегда старалась говорить поменьше, а слушать побольше, и он, наверное, решил, что это не сдержанность, а тупость.

Да уж, когда такой одаренный товарищ, как Виктор Николаевич, считает тебя глупее себя, это обидно.

Все это каруселью крутилось в ее голове, не давая сосредоточиться на плане допроса. Не хватало еще, чтобы она завалила работу из-за всяких наглых Зейд!

Яна зажмурилась, внушая себе, что каковы бы ни были мотивы уважаемого Виктора Николаевича, он в любом случае не стоит ее внимания, но сеанс аутотренинга быстро был прерван звонком местного телефона. Мурзаева вызывала ее к себе.

Марина Петровна смотрела на Яну сурово, а сидевший тут же Крутецкий – с глубокой отеческой печалью.

– Звонили из архива, – сказал Максим Степанович, – вы интересовались делом Горькова. Не позволите ли спросить, с какой целью?

– Я хотела помочь в научной работе товарищу Зейде, – прошептала Яна, задним умом понимая, как глупо это звучит.

– А вы, простите, ученый? Сотрудник университета или другого научно-образовательного учреждения? Нам что-то неизвестно о характере вашей трудовой деятельности?

– Нет, я просто…

– Яна Михайловна, если вы не в курсе, где и кем вы работаете, и круг ваших обязанностей вам не ясен, то осознайте, пожалуйста, как минимум то, что вы находитесь не в детском саду, а на службе, – произнес Крутецкий с удивительной мягкостью, – и тут оправдания «я просто», «я нечаянно» и «я не хотела» не работают. Вы самовольно решили, что человеку со стороны, не специалисту, позволительно показать уголовное дело. Кто вас наделил столь широкими полномочиями?

– Я думала, что…

Максим Степанович жестом остановил ее:

– Думать, Яна Михайловна, вы можете все, что угодно, но действовать и принимать решения вольны только в рамках своих служебных обязанностей и сопряженных с ними полномочий. Мы вам не враги и не оккупанты, чтобы вы в тылу у нас занимались партизанской деятельностью. Если вашему молодому человеку…

– Он не мой молодой…

– Ваша личная жизнь нас не касается. Если вашему кто бы он там ни был в рамках его научной работы требуется изучить уголовное дело, для этого существует специальная и отработанная процедура. Он обращается к руководителю своего учреждения, тот к прокурору города, и на этом уровне решается вопрос. Так и передайте вашему… – Максим Степанович выдержал многозначительную паузу, – вашему, в общем.

– Спасибо…

– Да уж, упорола ты косяк! – фыркнула Марина Петровна. – Представь, что будет, если каждый следователь начнет друзей водить в архив?

Максим Степанович осторожно кашлянул:

– Думаю, нам не следует сильно ругать Яну Михайловну и тем более делать какие-то выводы. К счастью, опытный архивариус не позволила преступлению свершиться, а наш молодой специалист теперь будет знать, что не надо совать свой очаровательный носик куда не следует. Правда ведь?

Яна энергично кивнула.

– Вот и хорошо. Остался только один неприятный момент. Как я понимаю, вы посетили архив в рабочее время?

– Я отпросилась.

– И какую же причину вы привели?

– Сказала, что иду в архив.

– А уточнили, что по личному вопросу, а не по службе?

Яна покачала головой. Самое обидное, что Крутецкий прав. Абсолютно и во всем. И она обязательно бы подумала об этом, если бы не жег ее стыд перед Зейдой за бестактное замечание про Юрия Ивановича и не хотела бы любой ценой доказать ему, какая она добрая и хорошая. А теперь что возразишь?

Она сглотнула, надеясь, что не расплачется.

– Получается, вы прогуляли?

– Я всего на час раньше ушла…

Крутецкий засмеялся:

– Ах, какая прелесть! Всего на час! А что будет через год работы? Всего на полдня? А через десять лет? Подумаешь, запила на неделю?