Из книг мудрецов (проза древнего Китая)

На другой день пошел он к морю — а чайки только кружились над ним, но не спускались.

Потому-то и говорят:      «Высшие слова избегают

слов. Высшее деяние—недеяние. Общедоступное знание — поверхностно».

***

Жил в Сунском царстве человек по прозвищу Обезьяний царь. Он любил обезьян и кормил их целую стаю, умел понимать их желания — и обезьяны его понимали. Дабы ублажить их, он даже обирал своих домашних.

И вот, прожившись на своих обезьянах, он принужден был ограничить их в пище. Опасаясь, как бы они не перестали его слушаться, решил он поначалу схитрить и сказал им так:

—      Хватит ли вам, если утром буду давать вам по три каштана, а вечером — по четыре?

Вся стая поднялась в негодовании. А он тут же переспросил:

—      А хватит ли вам, если утром буду давать по четыре каштана, а вечером — по три?

И вся стая улеглась, довольная.

Вот так-то хитрость торжествует над тупостью. Мудрец, опираясь на разум, способен перехитрить толпу глупцов — так же как Обезьяний царь перехитрил с его помощью обезьянью стаю: не поступившись ни названием, ни сутью, заставил обезьян то злиться, то радоваться!

***

ИЗ ГЛАВЫ III

Некий Инь управлял в Чжоуском царстве обширным хозяйством, и рабы, что были под его началом, не знали отдыха с рассвета дотемна. У одного старого раба силы уже иссякли — Инь же и его понуждал трудиться сверх меры. И днем этот раб, тяжко стеная, работал; ночью же, изнуренный усталостью, засыпал как убитый. Душа его освобождалась, и каждую ночь видел он себя во сне царем: он пребывал над всеми и вершил дела целого царства, развлекался и пировал во дворцах и теремах и делал все, что только ему вздумается. Радость его была безмерной. А проснувшись, он вновь принимался за труд.

Кто-то хотел утешить его в его горестях. Раб же сказал ему:

—      Человеческий век — сотня лет. И делятся они поровну на дни и ночи. Днем я раб — и тяжко мучаюсь. А ночью царь — и радость моя безмерна. Так на что же мне роптать?!

Инь же весь отдавался делам, унаследованным от предков, и заботам о доме, уставая душой и телом. И засыпая по ночам, изнуренный заботами, каждую ночь видел себя во сне рабом: его погоняли и загружали всевозможной работой, и не было такой ругани и побоев, каких бы он не снес. Во сне он бредил и стенал — лишь под утро обретая покой.

Удрученный этим, Инь решил посоветоваться с другом. Друг же сказал ему:

—      Ты занимаешь положение, достаточное, чтобы прославиться; богатства у тебя в избытке — намного больше, чем у прочих. А ночью, во сне, видишь себя рабом. Чередование покоя и страданий — закон судьбы. Разве можно и во сне и наяву обладать чем желаешь?

Услыхав слова друга, Инь облегчил бремя своих рабов, а заодно уменьшил груз и собственных забот. И болезнь его пошла на убыль.

***

Некий чжэнец, собирая в лесу хворост, повстречал там вспугнутого оленя и, выскочив ему наперерез, ударил его и убил. Боясь, как бы оленя не обнаружил кто другой, он поспешил спрятать его в канаве и забросал валежником. А потом вдруг, на радостях, забыл — куда его упрятал. И решил, что все это ему приснилось.

По дороге домой стал рассказывать всем про свой сон. Услыхал его один прохожий, отправился в лес, отыскал там оленя и забрал себе. А придя домой, рассказал жене:

—      Тут один дровосек убил во сне оленя — да забыл, куда спрятал. А я его отыскал. Сон дровосека оказался воистину вещим!

—      Да это тебе, никак, самому приснилось, будто дровосек убил оленя,— сказала ему жена.— При чем тут дровосек? А ныне ты добыл оленя наяву — это твой сон был вещим!

—      Раз уж я его добыл,— сказал муж,— так какая разница, кому приснилось — дровосеку или мне?

Дровосек же, вернувшись домой, все никак не мог смириться с тем, что потерял оленя. И в ту же ночь увидел в вещем сне то место, куда он его спрятал, и человека, который его нашел. На рассвете он разыскал человека, что приснился ему во сне, и оба отправились в суд — судиться из-за оленя. Направили их к судье, и судья сказал дровосеку:

—      Сперва ты убил оленя наяву — но опрометчиво назвал это сном. Потом и впрямь увидел сон, будто нашел оленя — и опрометчиво называешь это явью. Прохожий наяву забрал твоего оленя и теперь судится с тобой из-за него. Жена же его утверждает, что он узнал про чужого оленя во сне — и тогда, выходит, никто из вас наяву его не добывал. Но раз уж олень перед вами — так разделите его между собой!

Чжэнский государь, прослышав о том, сказал:

—      Уж не приснилось ли и судье, будто он делит чужого оленя?

И решил спросить совета у первого министра. Тот же сказал так:

—      Сон то был или не сон — судить не берусь. Только Хуан-ди и Конфуций могли разобраться, где сон, а где явь. Но нету в живых ни того, ни другого — кто же теперь разберется? Так что, полагаю, судья рассудил правильно.

***