Читаем Из книги игрушек полностью

Котёнок считает, что это расфуфыренный индюк, а собаки, держась чуть поодаль, недоумевают, навострив одно ухо и мирно опустив другое.

Чтобы игра была интересней, папа пускается наутёк, мама за ним следом, и так же прячутся, дрожа от страха, все остальные взрослые. Правду знает только Баруцу. Он уверяет, что ему хорошо знакомо это существо, ковыляющее ощупью по саду, спотыкающееся в громадных башмаках и ничего не видящее из-под шляпы.

— Я знаю, это Мицура, но никому не скажу, — твердит мальчик.

Но кто ему поверит?

Мицура взяла в руки толстую трость и энергично на неё опирается, стараясь держать её прямо.

— Подойди тихонько и сбрось с неё шляпу, — подговаривает Баруцу папу. Ему самому хочется подойти поближе, но он опасается: вдруг этот странный зверь в перчатках не Мицура?

— Я боюсь, Баруцу. Он кусается, — говорит папа.

— Н-е-е, не кусается, — неуверенно отвечает Баруцу.

— Кусается, дерётся тростью, брыкается и отвешивает оплеухи своими большими перчатками.

— Даааа? — удивляется Баруцу.

От его уверенности не осталось и следа. Правда, он видел собственными глазами, как Мицура обувала папины ботинки, напяливала шляпу и вооружалась тростью. Он твёрдо знал, что это она, но сейчас не уверен. А вдруг Мицура каким-то чудом выскользнула из одежды и теперь ботинки, шляпа, трость и перчатки расхаживают сами по себе?

— Я хочу тебя поцеловать! — взволнованно говорит Баруцу папе.

Мальчик ищет надёжное убежище.

Тем временем нелепое страшилище, созданное Мицурой, старается изо всех сил. Ботинки то приплясывают, то еле-еле двигаются, будто преследуют ползущую по земле змею. Трость то и дело взвивается вверх, и тогда чучело едва не теряет равновесия.

Вот Мицура засеменила за свиньёй с поросятами, и они стремглав улепётывают от неё. Баруцу начисто забывает, кто это страшное чудище, и, видя, как свинья с поросятами обратилась в бегство, испуганно жмётся к отцу.

— Папа, у меня ножки болят…

Баруцу просится на руки. Очутившись у отца на плече, на порядочном расстоянии от страшилища с надвинутой на глаза шляпой, мальчик облегчённо вздыхает.

Пора его успокоить.

— Браво, Мицура! — аплодируют все, выходя из своих убежищ.

Мицура снимает шляпу и отвешивает низкие, до земли, поклоны.

— Видишь, это Мицура, а ты боялся.

— Дааа? — в полной растерянности снова удивляется Баруцу.

Успех сестры больно задел его. Баруцу решает тоже сыграть роль чучела. Мы пытаемся ему втолковать, что подражать можно только один-единственный раз, а уж подражать подражанию — это двойное обезьянничанье. После такого не аплодируют, а освистывают.

Но Баруцу не хочет ничего слышать. Он неумело обувает ботинки, нахлобучивает шляпу и засовывает руки в перчатки.

Он с трудом протягивает вперёд трость, поднимает руку, задирает ногу и тут же шлёпается в таз с водой. Шляпа соскакивает с головы, трость отлетает в сторону. Баруцу ошеломленно таращится на нас и, убедившись, что нам не смешно, пускается в рёв.

Его поднимают, успокаивают, очищают от грязи и куриного помёта, и мальчик, подумав, утешает сам себя:

— Я ещё маленький.

КОНВЕРТ

Баруцу просит у отца конверт.

— Нет, конверта я тебе не дам, ты их портишь, — говорит отец.

— Я хочу написать письмо в Брашов…

— Ты всё пишешь и пишешь, а писать никак не научишься. За это время, пока ты учишься писать, появилось восемь писателей и десять поэтов. Пора тебе поумнеть. И не смей больше рисовать на моих конвертах, а то рассержусь.

Пауза.

— Дай конверт, не буду рисовать.

— Тогда зачем тебе конверт? Иди-ка, милый, и ложись. Ты же обещал каждый день после обеда спать по два часа. Выполняй своё обещание.

— И он тоже будет спать?

— Кто — он?

— Конверт.

— И ты мне его вернёшь в целости и сохранности? — Я его положу под подушку.

— Ладно, получай конверт.

Мицура узнала, что брат раздобыл конверт.

— Ты дал Баруцу конверт? — спрашивает она.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела.

— Ну и что здесь такого?

— Дай и мне что-нибудь…

— У меня нет ничего.

— Дай мне очки.

— Как же я их тебе отдам? Мне нужно читать. Без очков я не смогу ничего делать.

Мицура прекрасно понимает, что очки я ей не дам, и быстро предлагает:

— Тогда дай мне твои часы.

— Ты разобьёшь стекло. Как в прошлый раз.

— Тогда я была маленькая. А сейчас я… я красивая. — Ты и тогда была красивая, а стекло всё-таки разбила. Зачем тебе часы?

— Буду смотреть…

— Подожди, вот научишься узнавать цифры, тогда я тебе куплю ручные часики.

— А я уже знаю цифры. Сейчас двенадцать.

— Как же так? Ты показываешь пальцем на четыре.

— А что, четыре — это не двенадцать? — удивляется Мицура.

— На, держи часы. Нет, подожди, я сам надену цепочку тебе на шею.

Положенные два часа сна прошли. Увлечённый какой-то книжкой с картинками, папа забыл обо всём на свете. Баруцу лениво зевает, раскрывая рот до ушей. Папа знает: Баруцу будет спать ещё долго-долго.

Пробило шесть часов.

— Поднимайтесь, поросята.

Мицура (возвращая часы). Не знаю, что с ними, папочка, но колёсико всё время крутится.

Папа (со знанием дела). Вероятно, ты их заводила и пружина лопнула.

Мицура. Нет, ничего не лопнуло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроков не будет!
Уроков не будет!

Что объединяет СЂРѕР±РєРёС… первоклассников с ветеранами из четвертого «Б»? Неисправимых хулиганов с крепкими хорошистами? Тех, чьи родственники участвуют во всех праздниках, с теми, чьи мама с папой не РїСЂРёС…РѕРґСЏС' даже на родительские собрания? Р'СЃРµ они в восторге РѕС' фразы «Уроков не будет!» — даже те, кто любит учиться! Слова-заклинания, слова-призывы!Рассказы из СЃР±РѕСЂРЅРёРєР° Виктории Ледерман «Уроков не будет!В» посвящены ученикам младшей школы, с первого по четвертый класс. Этим детям еще многому предстоит научиться: терпению и дисциплине, умению постоять за себя и дипломатии. А неприятные СЃСЋСЂРїСЂРёР·С‹ сыплются на РЅРёС… уже сейчас! Например, на смену любимой учительнице французского — той, которая ничего не задает и не проверяет, — РїСЂРёС…РѕРґРёС' строгая и требовательная. Р

Виктория Валерьевна Ледерман , Виктория Ледерман

Проза для детей / Детская проза / Книги Для Детей
Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия