Читаем Из книги «РАПОРТ» полностью

Добровольно принимая настоящее, я вспоминаю дом, рядом с которым протекал не очень широкий канал, или, возможно, изначальный рукав реки, и сравнительно небольшой мост, полувисевший, полустоявший над этим каналом, скорее даже — ложившийся на него. Мост воздействовал на мою восприимчивость, о чём я лишь смутно догадывался, внимая впечатлению скупой выразительности, при том, что, как мне подсказывали чувства, или как мне казалось, что они подсказывают, бывали и другие мосты, стягивавшие перекрываемую земную щель подобно своеобразному песнопению. В канале, или речном рукаве, плескалось более–менее всегда лишь небольшое количество воды. И этот особенный факт также давал мне повод к размышлениям. Невдалеке от дома, равно как и от только что мельком описанного моста, в устах некой дамы, в прошлом чуть не королевского сословия, а ныне гладившей бельё, — вероятно, скорее ради удовольствия, чем из необходимости, — сложился разговор об интересном персонаже, стремившемся в жизни ко многому, но так и не достигшему так называемой цели, причём речь шла о человеке, познавшем любовь в том виде, который должен был его сделать, как это называет большинство, несчастным. Взойдя на удивительно спокойный, до странности маленький, тихий, мало чем–либо приукрашенный мост, сам по себе ничуть не поэтичный, я услышал историю от особы, уже достаточно чётко описанной мной. Дом, мост, княжна и я сам и её разговор целиком и полностью, помимо других неподвижных или метущихся образов, относились к красиво расположенному в ландшафте городку, в котором я служил в то время кадетом и носил с собою учебники, как полагается абитуриенту гимназии. Это время ни чуть не кажется мне давно, не оставив следа, прошедшим, напротив, когда я думаю о той эпохе в моей жизни, моё тогдашнее существо очень мне близко. К примеру, ни один мост не предстаёт перед моим мысленным взором с той интенсивностью, как вышеупомянутый, с той чистотой иллюзии, которая кажется мне наиудачной, наисчастливейшей. Этот короткий, воистину незначительный мостик обладал в полной мере своеобразной физиономией, точнее говоря, неким подобием лица, выражающего исключительно терпение и настойчивость. Другие мосты, что касается их внешности, могут быть богаче и пышней, но ни один из них не вынуждал во мне такого живого восприятия особенности, характерности, под которой я подразумеваю самую Мостность моста и которая заставляет меня думать о книге, каковую я читал в его непросредственной близи, непривычно толстую, но без иллюстраций, тем не менее, чрезвычайно интересную, захватывающую книгу, увлекавшую меня своим содержанием всякий раз, когда я по полдня просиживал под деревом, кажется, грушей, и внимательно расшифровывал строчки книги, действие которых стремительно разворачивалось передо мною. Заслуживал ли звания сада тот клочок земли, на котором я устанавливал пригодный для жизни стул, используемый мной по назначению, ныне вызывает во мне сомнения; во всяком случае, на огороженной стеной крохотной площадке росла трава, возможно, знак того, что деляночка раньше была поляной. Сознание, что за чтение мне так или иначе придётся поплатиться, придавало ему ещё больший вкус. А до сих пор мне приходилось иметь дело с пушкой, которую, как подсказывает мне память, я время от времени наводил на цель с безупречной точностью. Среди прочих, самых разнообразных целей, фигурировал шпиль дворцовой башни в соседнем городке, выглядевшем старее, но менее населённо, чем город, в котором я вырос. Пушка перемещалась, то в аллею, то в поле, и я отчётливо помню, что вначале я должен был прилагать большие усилия, чтобы управлять ею с желаемой быстротой. Лишь шаг за шагом, я хочу сказать, постепенно, я выучился быть пригодным канониром.

<p>ВРЕМЕННОЕ ПРЕБЫВАНИЕ<a l:href="#n3" type="note">[3]</a></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература