Поехали мы как-то с Андреем Михайловичем Волконским в путешествие по Армении собирать образцы народного пения. Первая встреча с автором проекта, секретарём Союза композиторов Армении Эдуардом Михайловичем Мирзояном состоялась в его ереванской квартире, где мы провели несколько первых ночей. Это был Дом композиторов, из его окон, как на ладони, был виден Арарат, точнее, два Арарата: Малый и Большой – по-армянски Сис и Масис. Мне не спалось, и я решил полюбоваться с балкона национальным достоянием, находившимся, кстати говоря, на территории Турции. Вид был потрясающий, но хотелось увидеть ещё и луну, скрытую одной из гор. Я поднялся на последний этаж, где располагалась нотная библиотека Союза композиторов. Дверь была приоткрыта, я заглянул внутрь и понял, что мало кто пользовался услугами хранилища: пыль на нотах и книгах была если не вековой, то вполне взрослой. Присев перед полками, я начал глазеть и ахнул: буквально под рукой оказался предмет моего давнишнего вожделения – толстенный том
Решение возникло вмиг, но одновременно с ним пришла и лёгкая тяжесть под ложечкой. Должно быть, это «под ложечкой» было местом жительства той самой
С тех пор я знаю, что главное в нашем деле – это договориться с собственной совестью!
4. Плаксивость ребёнка.
Жил да был в Москве человек по имени Николай Михайлович Шаронов. Был он заведующим мастерскими Всесоюзного радио и телевидения. Мастерские располагались в одном из арбатских переулков в маленьком уютном домике. Денно и нощно в нём трудились мастера, возвращавшие жизнь музыкальным инструментам. В закромах хранились несметные богатства: трубы, кларнеты, скрипки и многое другое. Меня, как вы понимаете, интересовали ударные.
– Опять пришёл клянчить, – едва завидев меня на пороге, говорил обычно Николай Михайлович. Но, несмотря на дежурное ворчание, инструменты к предстоящему концерту Ансамбля ударных давал безотказно.
Однажды в одной из каморок я разглядел старый музыкальный ящик. С этого момента коллекционер во мне в очередной раз зажил своей особой жизнью. Каждые два-три месяца я появлялся в мастерских и, не обращая внимания на Николая Михайловича и его якобы злобный взгляд, становился на колени перед объектом и выдавливал из себя натуральную слезу. Постояв немного на коленях, я поднимался, вытирал глаза, прощался с ящиком и уходил. Так продолжалось несколько лет…
В один прекрасный момент в сценарий моего визита было внесено изменение: рабочий человек скрылся в каморке и затем, пыхтя и отдуваясь, поставил передо мной музыкальный ящик швейцарского происхождения 1898 года выпуска. Как оказалось, все эти годы хозяин мастерских искал мастера, способного возвратить механический инструмент к жизни, и наконец это произошло!
5. Озарение ясновидящего.
– Правильно ли мы Вас поняли, г-н ясновидящий, что отбирая вещь для своей коллекции, Вы верите прежде всего в
– Да, да и ещё раз да! Вот и умнейшая Агата Кристи, забросив свои логичнейшие детективные построения, на время стала интуитивистом и кое-что про меня поняла. Послушайте монолог коллекционера из её раннего: «Да, мы, евреи, имеем вкус, знаем, какая вещь прекрасна, а какая нет. Мы не идём за модой, у нас есть своё собственное суждение, и оно правильное! Люди обычно видят денежную сторону вопроса, но есть и другая. … Есть люди, которые придумывают новые способы обращения со старым, вообще новые идеи, – и они не могут пробиться, потому что все боятся нового. Есть другие – люди, которые знают, чего публика хочет, и продолжают ей давать одно и то же, потому что так спокойнее, и гарантирована прибыль. Но есть и третий путь: найти новое и прекрасное и помочь ему пробиться»[3]
.