— Ты зубы-то не скаль, глупая твоя голова! Теб дло говорятъ, такъ ты долженъ старыхъ людей слушать! старый человкъ тебя, глупая твоя голова, старый человкъ дурному никогда не научитъ!
— Да скажи ты на милость, старый ты человкъ, что за бда такая содялась, что посолилъ хлбъ?
— Посолить-то посолилъ, да какъ посолилъ? Разв такъ можно? Такъ только одинъ Іуда христопродавецъ хлбъ солилъ, когда Іисуса Христа задумалъ продать проклятымъ жидамъ! А ты, кажись, человкъ крещеный! Теб бы можно, кажись, и руками соль взять, да посолить, коли трескать хочешь!…
— Да ты-то почему знаешь, что Іуда хлбъ въ солонку мокалъ? Видлъ что ли самъ?
— Видть не видалъ, а въ церкви слыхалъ и въ книгахъ написано; „омочивый въ солило, тотъ меня предастъ“. Стало, и ты грхъ творишь большой.
— А что и въ правду-то въ книгахъ написано? спросилъ меня Василій.
— Въ книгахъ точно написано: „омочивый въ солило, той мя предастъ“, сказалъ я; только это сказано не къ тому…
— Къ самому тому длу! прервалъ меня хозяинъ. А ты что теперь еще будешь разсказывать, да посмиваться, да зубоскалить?… Что теперь скажешь?…
— Да что сказать-то?
— То-то, что сказать! То надо сказать: всякое дло надо пораздумать, да поразмыслить!… Ну, а ты, что скажешь? спросилъ меня, побдительно взглянувъ на меня, хозяинъ.
— Да я и сказать не знаю что, отвчалъ я; а вотъ есть у меня пріятель, тотъ-бы теб пожалуй и сказалъ, и хорошо бы теб сказалъ.
— А кто твой пріятель?
— Иванъ едорычъ Горбуновъ.
— А что бы сказалъ твой Иванъ едорычъ?
— Да онъ бы нашелъ, что сказать.
— Да что сказалъ то? Чтобы и онъ сказалъ-то?
— Иванъ едорычъ сказалъ бы: „Тутъ надо мозгами шевелить“.
— Надо тутъ, надо мозгажи шевелить! Надо!
— А ты говорилъ, что и Иванъ едорычъ тутъ ничего не скажетъ!…
— Сказалъ бы, сказалъ!
— Можетъ, и еще чтобъ нибудь сказалъ!.
— Сказалъ-бы, сказалъ… Умный человкъ твой Иванъ едорычъ!
— Хорошо, я скажу ему это, когда увижу Ивана едорыча.
— Безпремнно скажи.
1861