Из лап нарцисса

Я ушел с Маркусом с того собрания в растрепанных чувствах.

„Надо было обсудить это с психотерапевтом,“ сказал он. „Я подумал, что должен поделиться этим, ты сам посоветовал мне.“ Он ответил: „Нет, я никогда такого не советовал.“

Я постепенно терял способность говорить, так же, как и в раннем детстве, провоцированный травмой и абсолютной беспомощностью, которую я испытал тогда. Я все глубже погружался в собрания и всегда ощущал какое-то легкое сопротивление в голове. Оно было словно шуршание скомканой бумаги, я слышал, как она шуршит в моей голове, мне было очень дискомфортно, и я думал, что когда-нибудь это прекратится. Однако, с каждым разом мне становилось все хуже. Я не знал, что это значит. Я винил в этом наркоманию и старался больше не беспокоиться по этому поводу.

В последнее время я чаще стал контактировать с Габриэлой. Она написала мне несколько сообщений, которые я не заметил, только после еще одного сообщения и просьбы прочитать уже полученные сообщения, я осознанно заметил блокаду, которую Маркус заложил в мою голову. Я пытался сконцентрироваться и прочесть сообщения и не смог, покачал головой. Да что со мной такое?!

Контроль Маркуса еще больше усилился, он начал вмешиваться во все мои дела, потому что он должен был доказать свое влияние. Один раз из-за бокала, который я разбил, разыгралась настоящая трагедия.

„Не думай с этим смириться, это твоя собственность. Он живет у тебя, он должен соблюдать твои правила.“ Убеждал Маркус Даниэлу. Он поговорил с Даниэлой и снова продиктовал, что мы должны делать, с полной уверенностью, что он поступает правильно. В первый раз я увидел в нем монстра, и он им стал. Он мутировал в чудовище. Он продолжал дразнить ее и манипулировать ею, чтобы заставить ее пересмотреть размер арендной платы, которую я должен был ей заплатить. В то же время он написал мне, что я должен быть справедлив и заплатить Даниэле больше. Он снова нажал на нужные кнопки. В моем черепе появился тот самый знакомый мне механизм. Он контролировал нас все больше и больше и натравливал друг на друга.

По словам Даниэлы, я повредил дверной замок. Они отчитали меня как маленького ребенка и я не мог этому противостоять. На следующий день замок вдруг снова оказался в исправности. Я сходил с ума от этих странных игр.

Абсолютным хитом этих дней стала попытка Маркуса убедить нас с Даниэлой вступить в половой акт. Это случилось в то же самое время, когда он рассылал нам сообщения. Все мое тело противилось этому. Оно коробилось, и липкое отвратительное чувство распространилось по всему телу. Я отталкивал его. Но оно продолжало возвращаться ко мне, и выводило меня из равновесия.

Даниела начала усиленно меня соблазнять. Однажды она лежала в ванной с распахнутой дверью. Коридор вел в мою комнату. Я шел по нему и остановился посмотреть на нее. Я закрыл глаза и быстро пошел к себе. Психотеррор. Я не видел решения. Все, что бы я не сделал, было бы ошибкой. Мы с Даниэлой были пушечным мясом для Маркуса. Я знаю, если бы между мной и Даниэлой это произошло, то он сразу же бы все рассказал Габриеле и секте.

Его воздействие на меня усиливалось, он не только концентрировался на наших с ним нездоровых отношениях, но и распространял слухи обо мне. Чудовище в нем проявлялось все больше и больше. Когда я заделал силиконом столешницу на кухне, он взбесился.

„Это мое дело. Ты все делаешь не правильно! Ты сделал все по-дурацки!“

Я испугался его. Он потерял контроль над собой и разорался, раскапризничался, как малый ребенок. Я снова увидел этого монстра без маски.

Как то раз я отправил ему по мобильному безобидное послание, которое заканчивалось „ 9:00“ Он так долго это обсуждал! Он совершенно не мог справиться с этим. Его мозг не мог соединить эти две цифры воедино, наверное, потому, что я соединил их чувством.

Через два часа я застал его в его квартире, и он все еще пялился на телефонный дисплей. В обеих углах его рта пенилась слюна. Углы рта были безобразно изогнуты и вибрировали. Он злился, что не понял, как я сам мог назначить время. Это зрелище преследовало меня еще долгое время.

1.4 Задача

Нацисстическое насилие резко возрастало, как и моя зависимость от Маркуса. Я чувствовал то, что чувствовал он, он проецировал на меня свои чувства. Однажды я попытался обсудить с ним это и позвонил ему на мобильный. Ответ пришел мгновенно длиной в две строки. Он считал, что я болен и мне необходима терапия, что сам я больше не справляюсь.

Меня это ошеломило. Я никогда не видел ничего подобного раньше. Он перестал с пониманием относиться ко мне, как это было в начале. Он предпринял первые серьезные шаги к тому, чтобы я отправился либо к психотерапевту, либо в психушку, либо покончил с собой.

Я подозреваю, что он уже со многими поделился своими сомнениями относительно меня и предпринял все, что было в его силах, чтобы доказать свои предположения.

Любой, кто стал жертвой нарцисстического насилия, знает модели этих проекций. Это как зеркало. Все, в чем нарцисс обвиняет вас или утверждает, что вы не правы, относится к нему.