Из материала заказчика

— С тобой. Посмотреть хочу.

— Как ты будешь смотреть? Темно!

— А ты как?

Вместо ответа он достал и надел какие-то хитрые очки с круглыми сетчатыми стёклами. Должно быть, для ночного видения.

— А-а… если с фонариком?.. — заикнулся я.

Насупился мой Боренька, стал суров. Даже очки снял.

— Тогда не буду работать, — сердито сказал он. — Так не договаривались.

* * *

Всю ночь за домом шуршало, постукивало, временами шипело. Поначалу я то и дело вставал с постели и, пробравшись ощупью в заднюю комнатку, припадал к залатанной скотчем оконной сетке. Ночь, как назло, выпала безлунная, а свет Боря включать запретил. Увидят.

За окном пошевеливалась тьма, а рассеянное сияние уличного фонаря пролепляло только верхушку старой вербы у пруда.

Я лежал на спине, глядел в чёрный дощатый потолок и поражался тому, с какой лёгкостью мы подчиняемся любому абсурду и начинаем играть по его правилам. Ведь это же бред в чистом виде: помешанный, которого я впервые вижу, предлагает мне за свой счёт превратить кучу мусора в ворота, ничего не прося взамен, кроме права на труд в кромешной темноте, — и я соглашаюсь! И лежу как дурак, в собственном доме, не смея включить свет!

Потом уснул, и приснилось мне, будто прихожу я в издательство и с ашхабадским акцентом прошу позволения что-нибудь сочинить, предлагаю деньги, канючу. Редактор смущается, опасливо поглядывает на дверь…

А ведь не исключено, что сон-то — вещий. Так оно и будет со временем.

Проснулся я, когда солнце уже встало. Тарахтели сороки, с некоторых пор занявшие нишу ворон, откочевавших в город, в пруду заходились лягушки. А вот производственных звуков из-за дома было что-то не слыхать.

— Долго спишь… — с сожалением произнесли рядом.

Я взглянул. Возле печки на низком табурете, смирно сложив руки на коленях, сидел мой труженик. Входную дверь я на ночь оставил открытой — вряд ли меня пришибут во сне, если на задворках копошится работник. Разве что сам пристукнет.

— Доброе утро, Боря!

— Доброе утро, хозяин… Что у тебя там?

Я проследил, куда указывает натруженный коричневый палец. А указывал он на тесный закуток позади печки, где хранилась туго свёрнутая рвань старой маскировочной сети.

— Масксеть…

— Сеть? Чтобы сверху не видно было?

— Ну да…

— Нужная вещь, — одобрил Боря и встал. — Пошли смотреть.

— Неужто стоят ворота? — поразился я.

Он уставился непонимающе, потом насупился. Должно быть, принял сказанное за неумную и неуместную шутку.

— Нет, — недовольно отвернув нос, буркнул он. — Как за одну ночь ворота поставишь? Только ты оденься. Мошки много.

Одеваться я не стал — наскоро опрыскался «Рефаимом». Опрометчивое решение. Пространство за домом мерцало, и крохотным двукрылым было абсолютно всё равно, чем ты там намазался. Однако увиденное настолько меня потрясло, что я, не обращая внимания на немедленно последовавшую атаку с воздуха, шагнул к бывшей груде мусора. На обрывке старого рубероида уложены были конической горкой обточенные куски битого кирпича. Но теперь они скорее напоминали тёмно-розовые детские кубики или, точнее, фрагменты объёмной головоломки, каковые надлежит сложить воедино. Как же он всё это резал и шлифовал? И тот, и другой процесс, насколько мне известно, сопровождается визгом, скрежетом, снопами искр… Или я уже к тому времени дрых без задних ног?

Я нагнулся, подобрал пару наиболее простых по форме кирпичинок и попробовал совместить. Не совмещалось.

— Столбы будут, — удовлетворённо сообщил Боря.

— Н-ну, слушай… — только и смог вымолвить я. Моя реакция пришлась ему по нраву.

— Пойду я, — известил он, явно гордясь собой.

— Погоди! — оторопело сказал я, бережно возвращая оба произведения ювелирного искусства в общую пирамиду и судорожными обезьяньими движениями обирая мошку с голых плеч. — Может, позавтракаем вместе?

— Спасибо. Не хочу.

— Ну хоть чаю давай попьём!

От чая Боря отказаться не посмел.

В шкафчике, что на веранде (она же кухня), нашлись остатки зелёного «Ахмада». Там же отыскались круглый фарфоровый чайник и две пиалушки. Заваривал я по-ашхабадски, со всеми церемониями, стремясь произвести впечатление. Но, похоже, изыски мои оставили умельца вполне равнодушным.

Сначала, как водится, пили в молчании.

— Послушай, Боря, — обратился я, выдержав приличную, на мой взгляд, паузу. — Ты сам-то не из Туркмении?

— Нет.

— А откуда?

Почему-то этот мой вопрос сильно его огорчил.

— Зачем откуда? — расстроенно проговорил он. — Тебе надо ворота. Я тебе делаю ворота. Зачем тебе откуда?

Мигом вспомнился незабвенный татарин Кербалай из чеховской «Дуэли»: «Ты поп, я мусульман, ты говоришь — кушать хочу, я даю…»

— Ну хорошо! — сказал я. — Но ты можешь мне хотя бы объяснить, за каким лешим ты строишь ворота бесплатно?

— У тебя денег нет.

— И что?!

— Нету — с прискорбием повторил он.

Может, он из секты из какой-нибудь? Шиитской, суфийской… Бескорыстно творит добро… Кому? Иноверцам? Ох, сомнительно… Тем более что я даже и не иноверец — вообще неверующий.

— Где раньше деньги брал? — неожиданно спросил он.

— Кто? Я? Книжки сочинял.

— И тебе платили?

— Платили.

Он покачал головой — то ли осуждающе, то ли с уважением.